Стихи, которые нравятся

[Alter Ego 53 385]

 

 

но как стихо оно у меня ну никак не читается.

в то время многие так писали, тот же Вознесенский, например...может потому, что сами декламировали, когда вслух и правильным выражением - такие стихи намного лучше воспринимаются. Смотрела про всю эту компашку сериальчик "Таинственная страсть", многие стихи этих авторов стала по другому воспринимать, артисты читают - заслушаешься, а с листа не воспринимаю многие вещи

[СТРАЖ 3 199]

"А вы не думаете, что магнитофонные записи — это род литературы теперешней? Ведь если бы были магнитофоны при Александре Сергеевиче Пушкине, то, я думаю, некоторые его стихи были бы только на магнитофонах."
Владимир Семенович имел ввиду(по моему скромному мнению) то что , песни не стали бы песнями,живи он в то время. Он делал свое творчество доступным.Живым.Трогающим...Согласно эпохе.
Хотя могу быть тысячу раз не прав. Дабы не заострять на этом внимане, дополню это его песней(стихами)
 

Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт,
А если в точный срок, так в полной мере:
На цифре 26 один шагнул под пистолет,
Другой же — в петлю слазил в "Англетере".

А в тридцать три Христу — он был поэт, он говорил:
"Да не убий!" Убьёшь — везде найду, мол...
Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и чтобы меньше думал.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас — как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лёг виском на дуло.

Задержимся на цифре 37! Коварен Бог —
Ребром вопрос поставил: или — или!
На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо,
А нынешние как-то проскочили.

Дуэль не состоялась или перенесена,
А в тридцать три распяли, но не сильно,
А в тридцать семь — не кровь, да что там кровь! — и седина
Испачкала виски не так обильно.

Слабо стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа?!
Терпенье, психопаты и кликуши!
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
И режут в кровь свои босые души!

На слово "длинношеее" в конце пришлось три "е".
"Укоротить поэта!" — вывод ясен.
И нож в него — но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен!

Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, —
Томитесь, как наложницы в гареме!
Срок жизни увеличился — и, может быть, концы
Поэтов отодвинулись на время!

 

 

О фатальных датах и цифрах. .... В.С. Высоцкий.

 

 

Изменено 1 марта, 2017 пользователем СТРАЖ

[Este 16 664]

МЦ

«Сад»

 

За этот ад,

За этот бред,

Пошли мне сад

На старость лет.

 

На старость лет,

На старость бед:

Рабочих — лет,

Горбатых — лет...

 

На старость лет

Собачьих — клад:

Горячих лет —

Прохладный сад...

 

Для беглеца

Мне сад пошли:

Без ни-лица,

Без ни-души!

 

Сад: ни шажка!

Сад: ни глазка!

Сад: ни смешка!

Сад: ни свистка!

 

Без ни-ушка

Мне сад пошли:

Без ни-душка!

Без ни-души!

 

Скажи: довольно муки — на

Сад — одинокий, как сама.

(Но около и Сам не стань!)

— Сад, одинокий, как ты Сам.

 

Такой мне сад на старость лет...

— Тот сад? А может быть — тот свет? —

На старость лет моих пошли —

На отпущение души.

[zuleika 248]

Дорожное. чуть тревожное

* * *
Полуночный экспресс. Полуявь. Полусон.
Полустанки разлук. Полусвет. Полумрак.
И на стыках стучит полумягкий вагон:
Как-то так, как-то так, как-то так…

Полагают врачи, что бальзамом на раны,-
Крепкий чай, дым костра, пыль дорог…
И камлают в ночи поезда, как шаманы:
Таганай… Тугулым… Таганрог…

Дребезжит на столе подстаканник железный,
Навалившись на стрелку локтём,
Смотрит стрелочник вслед,чуть нетрезвый:
Всё путём, всё путём, всё путём…

 

Александр Штурхалев

Изменено 2 мая, 2017 пользователем zuleika

[Este 16 664]

Волосы за висок
между пальцев бегут,
как волны, наискосок,
и не видно губ,
оставшихся на берегу,
лица, сомкнутых глаз,
замерших на бегу
против теченья. Раз-

 

розненный мир черт
нечем соединить.
Ночь напролет след,
путеводную нить
ищут язык, взор,
подобно борзой,
упираясь в простор,
рассеченный слезой.

Вверх по теченью, вниз -
я. Сомкнутых век
не раскрыв, обернись:
там, по теченью вверх,
что (не труди глаза)
там у твоей реки?
Не то же ли там, что за
устьем моей руки?

Мир пятерни. Срез
ночи. И мир ресниц.
Тот и другой без
обозримых границ.
И наши с тобой слова,
помыслы и дела
бесконечны, как два
ангельские крыла

Изменено 5 июля, 2017 пользователем Este

[JuliaGEm 52 453]

Красиво.

Но читается трудно, капец...

[Заветный 32 203]

@JuliaGEm,

Ага, впервые вижу рифмы на переносах

[zuleika 248]

Бежишь — и все бежит обратно:

Столбы, деревья, небеса.

Особенно бежать приятно,

Когда бежишь не от, а за.

 

Дорога стелется покорно,

И даль волнует и зовет...

Особенно бежишь проворно.

Когда бежишь не за, а от.

 

Феликс Кривин

[cobra 11 908]

Люблю это произведение:

 

Ты выбираешь женщину рассудком

Ты выбираешь женщину рассудком,
Не сердцем и не голосом души.
От этого мне делается жутко:
Как так умеют люди, расскажи?

Она должна быть стройной и покорной,
Предельно ясной в мыслях и словах,
И волосы, постриженные ровно,
Должны лежать покорно на плечах.

Она должна всегда вставать с рассветом,
Готовить чай и поливать цветы;
И соблюдать любые этикеты,
В любое время, как захочешь ты!

Но эта не пойдет к тебе босая,
По снегу, дожидаться у ворот!
Не будет мокнуть, стоя у трамвая,
Забыв в квартире курточку и зонт!

Не постучится в дверь в ночи глубокой -
Сказать, что без тебя нельзя дышать!
И, если надо, станет очень строгой,
И, если надо, — доброй, словно мать!

И горько мне от этой дешевизны.
Набрав в ладонь посредственный букет,
Ты выбираешь женщину для жизни,
Как выбирают пищу на обед.

 

(с) Астахова

Изменено 21 июля, 2017 пользователем cobra

[cobra 11 908]

Своего различают по шороху в грудной клетке.
Следом крови шаг превращается в бег наперегонки. 
И звериный пульс, что был для тебя не ведом.
Вдруг бросается из карманов куртки в вены чужой руки.
_
Своего ощущают дико, подкожно, рьяно.
По составу души и воздуха,
Нежеланию "тыкать", рушить чужих границ.
Своего выбирают по редкому диалекту:
Такт, терпимость, скромность и деликатность
Не присущи носителям здешних лиц.
_
Каждый ищет первоисточник: насытиться и напиться.
Пересечь пространство в один прыжок.
Никогда не пытайся силой пройти границы - 
Мир другого тонок и одинок.
_
Своего ощущают за тысячи километров.
Ты стоишь на обрыве и налегке.
Своего различают по слою дорожной пыли 
И огромному сердцу, лежащему в рюкзаке.

Султанова

[Заветный 32 203]

Чёт я в нерешительности...

С одной стороны красиво, а с другой стороны некоторые аллегории повергают в ступор 

[Krosh 16 075]

Вера Павлова:

Эпос, лирика, драма…

Если б могла узнать я,

Кончила ли мама

в час моего зачатья,

от соседей в подушку

спрятала ль стон благодарный

в Норильске, на раскладушке,

брачной ночью полярной!

[ДАНИИЛА 6 505]

 

Ангелам серебряного века

 

Что знаю я о вас, минувших прежде,

Чем бог затеплил мысль обо мне,

Цари в поистрепавшейся одежде,

Пророки, жизнь топившие в вине,

Шуты, свой век сложившие на плахе,

Калики меж напыщенных калек,

Бретёры, чьи крылатые рубахи

Соломою набил железный век,

Чьи переписки – вскрыты и затерты

Чтецами любопытными до дыр,

Чьи, золотом покрытые, реторты

Еще, порой, полны живой воды,

Чьи почерки остры, и вести – святы,

Апокрифы – евангелий новей,

Любви ее величества солдаты,

Побочный цвет адамовых кровей?

 

Что знаю я? Оправленные в святцы,

Скупые сводки истин прописных

О том, как вы умели улыбаться,

Долбя в снегу могилы для родных,

Умели плакать по чужим потерям,

За всех болеть, за всех сходить с ума...

И узнавать своих по белым перьям,

Столкнувшись с ними спьяну и впотьмах.

Как заедали сухарями горе,

Тоскуя по парному молоку,

Затягивали с голоду на горле,

Как длинный шарф, суровую пеньку,

Как пели вы фальцетом под прицелом

Как молча продавали души в рай,

И рифмовали бред перед расстрелом,

Как будто смерть – еще одна игра…

 

...Но вот они, в пыли на книжных полках,

Пока кругом шумит железный лес –

Не канувшие в домыслах и толках,

Осколки звезд, украденных с небес!

Вам жгли уголья узкие ладони,

Не знавшие иного ремесла,

Затем ли, чтоб потомок посторонний,

От пепла задымясь, сгорел дотла?

Вы, агнцы, что, сойдя с земной орбиты,

Взошли, как на Голгофу, на Парнас,

Вы, розы, что морозом были биты,

Молитесь вашим ангелам о нас!

Глядите на уловленные души,

С улыбкою во весь небесный свод,

Бродя по божьим хлябям, как по суше,

И наши сны предвидя наперед…

 

Ксения Гильман (с)

[Иvаноff 1 488]

Э.Асадов

Баллада о друге

 

Когда я слышу о дружбе твердой,

О сердце мужественном и скромном,

Я представляю не профиль гордый,

Не парус бедствия в вихре шторма,-

 

Я просто вижу одно окошко

В узорах пыли или мороза

И рыжеватого щуплого Лешку -

Парнишку-наладчика с "Красной Розы"...

 

Дом два по Зубовскому проезду

Стоял без лепок и пышных фасадов,

И ради того, что студент Асадов

В нем жил, управдом не белил подъездов.

 

Ну что же - студент небольшая сошка,

Тут бог жилищный не ошибался.

Но вот для тщедушного рыжего Лешки

Я бы, наверное, постарался!

 

Под самой крышей, над всеми нами

Жил летчик с нелегкой судьбой своей,

С парализованными ногами,

Влюбленный в небо и голубей.

 

Они ему были дороже хлеба,

Всего вероятнее, потому,

Что были связными меж ним и небом

И синь высоты приносили ему.

 

А в доме напротив, окошко в окошко,

Меж теткой и кучей рыбацких снастей

Жил его друг - конопатый Лешка,

Красневший при девушках до ушей.

 

А те, на "Розе", народ языкатый.

Окружат в столовке его порой:

- Алешка, ты что же еще неженатый? -

Тот вспыхнет сразу алей заката

И брякнет: - Боюсь еще... молодой...

 

Шутки как шутки, и парень как парень,

Пройди - и не вспомнится никогда.

И все-таки как я ему благодарен

За что-то светлое навсегда!

 

Каждое утро перед работой

Он к другу бежал на его этаж,

Входил и шутя козырял пилоту:

- Лифт подан. Пожалте дышать на пляж!..

 

А лифта-то в доме как раз и не было.

Вот в этом и пряталась вся беда.

Лишь "бодрая юность" по лестницам бегала,

Легко, "как по нотам", туда-сюда...

 

А летчику просто была б хана:

Попробуй в скверик попасть к воротам!

Но лифт объявился. Не бойтесь. Вот он!

Плечи Алешкины и спина!

 

И бросьте дурацкие благодарности

И вздохи с неловкостью пополам!

Дружба не терпит сентиментальности,

А вы вот, спеша на работу, по крайности,

Лучше б не топали по цветам!

 

Итак, "лифт" подан! И вот, шагая

Медленно в утренней тишине,

Держась за перила, ступеньки считает:

Одна - вторая, одна - вторая,

Лешка с товарищем на спине...

 

Сто двадцать ступеней. Пять этажей.

Это любому из нас понятно.

Подобным маршрутом не раз, вероятно,

Вы шли и с гостями и без гостей.

 

Когда же с кладью любого сорта

Не больше пуда и то лишь раз

Случится подняться нам в дом подчас -

Мы чуть ли не мир посылаем к черту.

 

А тут - человек, а тут - ежедневно,

И в зной, и в холод: "Пошли, держись!"

Сто двадцать трудных, как бой, ступеней!

Сто двадцать - вверх и сто двадцать - вниз!

 

Вынесет друга, усадит в сквере,

Шутливо укутает потеплей,

Из клетки вытащит голубей:

- Ну все! Если что, присылай "курьера"!

 

"Курьер" - это кто-нибудь из ребят.

Чуть что, на фабрике объявляется:

- Алеша, Мохнач прилетел назад!

- Алеша, скорей! Гроза начинается!

 

А тот все знает и сам. Чутьем.

- Спасибо, курносый, ты просто гений!-

И туча не брызнет еще дождем,

А он во дворе: - Не замерз? Идем!-

И снова: ступени, ступени, ступени...

 

Пот градом... Перила скользят, как ужи...

На третьем чуть-чуть постоять, отдыхая.

- Алешка, брось ты!

- Сиди, не тужи!.. -

И снова ступени, как рубежи:

Одна - вторая, одна - вторая...

 

И так не день и не месяц только,

Так годы и годы: не три, не пять,

Трудно даже и сосчитать -

При мне только десять. А после сколько?!

 

Дружба, как видно, границ не знает,

Все так же упрямо стучат каблуки.

Ступеньки, ступеньки, шаги, шаги...

Одна - вторая, одна - вторая...

 

Ах, если вдруг сказочная рука

Сложила бы все их разом,

То лестница эта наверняка

Вершиной ушла бы за облака,

Почти не видная глазом.

 

И там, в космической вышине

(Представьте хоть на немножко),

С трассами спутников наравне

Стоял бы с товарищем на спине

Хороший парень Алешка!

 

Пускай не дарили ему цветов

И пусть не писали о нем в газете,

Да он и не ждет благодарных слов,

Он просто на помощь прийти готов,

Если плохо тебе на свете.

 

И если я слышу о дружбе твердой,

О сердце мужественном и скромном,

Я представляю не профиль гордый,

Не парус бедствия в вихре шторма,-

 

Я просто вижу одно окошко

В узорах пыли или мороза

И рыжеватого, щуплого Лешку,

Простого наладчика с "Красной Розы".."

[Иvаноff 1 488]

Д. Быков

 

А мне никогда ничего не прощали:

Ни юноша бледный, пылавший прыщами,

Ни старец в алмазном венце седины —

Никто не давал мне платить вполцены.

В расчет принималась любая ошибка —

От запаха пота до запаха шипра,

От крупных обид до таких мелочей,

Которых бы взгляд не заметил ничей.

 

Другим отпускалось, а мне доставалось,

А сам я прощал — ибо что оставалось?

Прощал, чтобы только не быть одному

(На деле же я не прощал никому),

Не твердостью духа, а робостью праха.

Прощал от тоски, от унынья, от страха,

Прощала моя подколенная дрожь,

А великодушья во мне ни на грош.

 

Простить бы хоть раз — без гримасы и позы;

Отдать, но от щедрости, а не угрозы,

Не так, как купец на дороге большой,

А с ясной улыбкой и чистой душой.

Не так, как прощает трусливая шлюха, —

Простить бы хоть раз от величия духа,

От веры, от силы, от воли к добру…

Но так я прощу перед тем, как помру.