Стихи, которые нравятся

[slava07_2007 1 766]

Женщины носят чулки и колготки,

И равнодушны к вопросам культуры.

Двадцать процентов из них - идиотки,

Тридцать процентов - набитые дуры.

Сорок процентов из них психопатки,

В сумме нам это дает девяносто.

Десять процентов имеем в остатке,

Да и из этих-то выбрать не просто.

 

Игорь Иртеньев

 

"Oтвет Иртеньеву"

 

Носят мужчины усы и бородки,

И обсуждают проблемы любые.

Двадцать процентов из них - голубые.

Сорок процентов - любители водки.

Тридцать процентов из них - импотенты,

У десяти - с головой не в порядке.

В сумме нам это дает сто процентов,

И ничего не имеем в остатке.

 

Тамара Панферова.

 

"Ответ Иртеньеву и Панферовой"

 

Сорок процентов из тех, что в колготках

Неравнодушны к любителям водки.

Любят порой голубых психопатки,

Правда у них с головой не в порядке.

Дуры всегда импотентов жалели

А идиоток придурки хотели.

В сумме, конечно же, нас - сто процентов:

Дур, идиоток, козлов, импотентов.

 

Эрнст.

 

Виктор Бичев - ответ всем троим:

 

Сорок процентов из женщин- артистки,

С ними иметь надо крепкие нервы.

Десять процентов из них феминистки,

А половина - обычные стервы.

Что ж предпринять мужикам при бородках,

Если проценты тут вышли такие?

Что-то из двух: иль довериться водке,

Или всем скопом пойти в голубые!

Изменено 30 августа, 2013 пользователем slava07_2007

[alenushka 3 103]

Да я ведь тебя отпустила ещё тогда,
когда тебе только снились все твои города,
когда ты ведать не ведал и не гадал,
где вспыхнет и где отразится твоя звезда.
Пока ты молчал и только думал, куда и с кем,
я потихоньку читала линии на руке
(с твоей ладони, мой свет, читается, как с листа...)
И я тебе рассказать могла бы ещё тогда
про все твои надежды и миражи,
про все твои перекрёстки и виражи.
Про каждый шаг. Про каждый камушек на пути.
Но я смолчала. И ты за это меня прости...
Ты шёл вслепую почти семь тысяч ночей и дней.
И тёмные полосы были светлых, увы, длинней.
И, если ночь над тобой была будто смоль, черна,
то в этом есть, ну, конечно, есть и моя вина.
Мне нужно было стоять стеной за твоей спиной.
Мне нужно было лететь крылом над твоим плечом.
Мне нужно было идти впереди на шаг,
чтоб встречный ветер не мог тебе помешать.
Чтоб тот, кто душою пуст, отводил от тебя глаза,
чтоб горькое слово не в сердце твоё, а за...
А я всё надеялась – боги тебя хранят.
И ты – за это тоже – прости меня.
Но я никогда тебя не держала – лети-лети!
Назад не смотри, о несбывшемся не грусти.
Ты был свободен – в выборе и в пути.
И я, быть может,
Твой выбор тоже
Должна простить...

[alenushka 3 103]

Запомни... а лучше выучи как пароль:
грусть имеет предел, и любая боль
преодолима, лишь оттолкнись от дна.
Счастье случается, вера в него нужна!
И не старайся зря подобрать ключи
к сердцу тому, что рядом с твоим молчит.
Сильные плачут, слабые только врут.
Помни, на каждый пряник всегда есть кнут.
Вместо «тянуть резину» - руби с плеча,
О близких и нужных людях умей молчать.
Друг может выстрелить в спину, а враг спасти,
Если ты сделал выбор - тебе нести
Время не лечит, если не хочешь сам -
даже у Бога оставлен любовью шрам.
Знай, что у каждого страха есть стоп-рычаг!
Мысли - твоя тюрьма, но и твой очаг.
Пустое дается легче, но суть одна:
за важные в жизни вещи горька цена.
Не верь в бесконечность завтра, живи «сейчас»,
да будет любая правда тебе в запас.
Ответы ищи в тишине, оставляя шум,
и это последнее, что для тебя пишу.

Ира Долинная

[slava07_2007 1 766]

[alenushka 3 103]

Эта темная комната больше, чем тень двоих,
Выше неба, покрытого россыпью звезд твоих,
Мне не выйти отсюда, покуда твоя рука
Пробегается пальцами вдоль моего виска.
В том конце этой комнаты море стучится в шкаф,
Разбегаются тропы под стульями в шорох трав,
За ковром на стене обе Индии в сонной мгле,
Тень летящего кондора плещется на столе,
И сквозь правую стену текут, унося суда,
Бесконечные реки, впадающие сюда.
Между двух полушарий зажатый, как мозжечок,
Этот дом неприступен, как запертый сундучок.
В нем сошлись и сплелись, непонятно, по чьей вине,
Два коротких пути, проходящих по простыне.

[alenushka 3 103]

До сих пор, вспоминая твой голос, я прихожу
в возбужденье. Что, впрочем, естественно. Ибо связки
не чета голой мышце, волосу, багажу
под холодными буркалами, и не бздюме утряски
вещи с возрастом. Взятый вне мяса, звук
не изнашивается в результате тренья
о разряженный воздух, но, близорук, из двух
зол выбирает бо'льшее: повторенье
некогда сказанного. Трезвая голова
сильно с этого кружится по вечерам подолгу,
точно пластинка, стачивая слова,
и пальцы мешают друг другу извлечь иголку
из заросшей извилины -- как отдавая честь
наважденью в форме нехватки текста
при избытке мелодии. Знаешь, на свете есть
вещи, предметы, между собой столь тесно
связанные, что, норовя прослыть
подлинно матерью и т. д. и т. п., природа
могла бы сделать еще один шаг и слить
их воедино: тум-тум фокстрота
с крепдешиновой юбкой; муху и сахар; нас
в крайнем случае. То есть повысить в ранге
достиженья Мичурина. У щуки уже сейчас
чешуя цвета консервной банки,
цвета вилки в руке. Но природа, увы, скорей
разделяет, чем смешивает. И уменьшает чаще,
чем увеличивает; вспомни размер зверей
в плейстоценовой чаще. Мы -- только части
крупного целого, из коего вьется нить
к нам, как шнур телефона, от динозавра
оставляя простой позвоночник. Но позвонить
по нему больше некуда, кроме как в послезавтра,
где откликнется лишь инвалид -- зане
потерявший конечность, подругу, душу
есть продукт эволюции. И набрать этот номер мне
как выползти из воды на сушу.

И.Б.

[Enigma Kuutar 19 989]

Снова осень сгорела пожаром
На пороге холодной зимы
Говорят, мы с тобою не пара
И не можем быть счастливы мы.
Говорить пожимая плечами,
Может каждый, кто хочет, любой.
Но как сладко нам вместе ночами,
Только мы понимаем с тобой.
Кто сказал, что в любви есть законы
И что правила есть у судьбы,
Тот не знал нашей ночи бессонной,
Тот, как мы, никогда не любил.
Холода наши души не тронут,
Нашей ночи не стать холодней.
Кто сказал, что в любви есть законы,
Ничего тот не знает о ней.


Л. Рубальская

[Слоня 11 115]

Задрожала машина и стала,

Двое вышли в вечерний простор,

И на руль опустился устало

Истомленный работой шофер.

Вдалеке через стекла кабины

Трепетали созвездья огней.

Пожилой пассажир у куртины

Задержался с подругой своей.

И водитель сквозь сонные веки

Вдруг заметил два странных лица,

Обращенных друг к другу навеки

И забывших себя до конца.

Два туманные легкие света

Исходили из них, и вокруг

Красота уходящего лета

Обнимала их сотнями рук.

Были тут огнеликие канны,

Как стаканы с кровавым вином,

И седых аквилегий султаны,

И ромашки в венце золотом.

В неизбежном предчувствии горя,

В ожиданье осенних минут

Кратковременной радости море

Окружало любовников тут.

И они, наклоняясь друг к другу,

Бесприютные дети ночей,

Молча шли по цветочному кругу

В электрическом блеске лучей.

А машина во мраке стояла,

И мотор трепетал тяжело,

И шофер улыбался устало,

Опуская в кабине стекло.

Он-то знал, что кончается лето,

Что подходят ненастные дни,

Что давно уж их песенка спета,-

То, что, к счастью, не знали они.

[mashaag 16 288]

Котенок

 

В подвале, среди барахла и картонок,

У серенькой кошки родился котёнок.

Беспомощно тычась в пушистую шкурку,

Беспечно сосал он счастливую Мурку.

И кошка, к сыночку прижавшись бочком,

Лаская шершавым своим язычком,

Негромкую песню ему напевала

И всё целовала его, целовала...

А где-то смеялись и плакали люди,

А где-то из страшных палили орудий,

Политики земли делили на части,

И кто-то мечтал о богатстве и власти.

И только в подвале, под старой доской,

Царили гармония и покой.

И серая Мурка была, несомненно,

Для новорождённого -центром Вселенной

 

Автор Мария Попова

[Alter Ego 53 385]

Юнна Мориц

Паяц

Он храбрым был. Но притворялся трусом.

Он мудрым был. Но дурака валял.

Кривлялся. Потрафлял жестоким вкусам.

И плоской шуткой с грохотом стрелял.

 

Козлей козла, ослей осла в загоне,

Слона слоновей - был он в звездный час.

И смачно ржали жеребцы и кони,

В людскую плоть нахально облачась.

 

Но черный гром ударил в грудь паяца,

И красный шарик разорвался в ней,

И - смерть!.. И больше нечего бояться

И быть ослей осла, козла козлей,

Слона слоновей, полосатей черта,

Бодрей блохи, картонней колпака.

И - счастье!.. быть собой!.. хотя бы мертвым...

Хотя бы после третьего звонка.

[Эвит 3 958]

а вчера исполнилось 133 года автору Незнакомки

 

 

По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.

 

Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.

 

И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

 

Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.

 

И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.

 

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат.

 

И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

 

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

 

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

 

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

 

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

 

И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.

 

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

[alenushka 3 103]

Из глубины моих невзгод
молюсь о милом человеке.
Пусть будет счастлив в этот год,
и в следующий, и вовеки.

Я, не сумевшая постичь
простого таинства удачи,
беду к нему не допустить
стараюсь так или иначе.

И не на радость же себе,
загородив его плечами,
ему и всей его семье
желаю миновать печали.

Пусть будет счастлив и богат.
Под бременем наград высоких
пусть подымает свой бокал
во здравие гостей веселых,

не ведая, как наугад
я билась головою оземь,
молясь о нем - средь неудач,
мне отведенных в эту осень.

Ахмадулина

[ManiA 946]

Иннокентий Анненский

        Снег.

 

Полюбил бы я зиму,
Да обуза тяжка...
От нее даже дыму
Не уйти в облака.

Эта резанность линий,
Этот грузный полет,
Этот нищенский синий
И заплаканный лед!

Но люблю ослабелый
От заоблачных нег -
То сверкающе белый,
То сиреневый снег...

И особенно талый,
Когда, выси открыв,
Он ложится усталый
На скользящий обрыв,

Точно стада в тумане
Непорочные сны -
На томительной грани
Всесожженья весны.

[alenushka 3 103]

Я шагал по земле, было зябко в душе и окрест.
Я тащил на усталой спине свой единственный крест.
Было холодно так, что во рту замерзали слова.
И тогда я решил этот крест расколоть на дрова.
И разжег я костер на снегу.
И стоял.
И смотрел,
как мой крест одинокий удивленно и тихо горел...
А потом зашагал я опять среди черных полей.
Нет креста за спиной...

Без него мне
еще тяжелей.

Р. Рождественский

[ManiA 946]

                              Федор Тютчев

 

Она сидела на полу
И груду писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала.

Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело...

О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..

Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени,-
И страшно грустно стало мне,
Как от присущей милой тени.