Стихи, которые нравятся

[Тортила 15 682]

 

Немного лет тому назад,

Там, где, сливаяся, шумят,

Обнявшись, будто две сестры,

Струи Арагвы и Куры,

Был монастырь. Из-за горы

И нынче видит пешеход

Столбы обрушенных ворот,

И башни, и церковный свод;

Но не курится уж под ним

Кадильниц благовонный дым,

Не слышно пенье в поздний час

Молящих иноков за нас.

Теперь один старик седой,

Развалин страж полуживой,

Людьми и смертию забыт,

Сметает пыль с могильных плит,

Которых надпись говорит

О славе прошлой - и о том,

Как, удручен своим венцом,

Такой-то царь, в такой-то год,

Вручал России свой народ.

 

М. Ю. Лермонтов. "Мцыри"

[Тортила 15 682]

Каждый выбирает для себя

женщину, религию, дорогу.

Дьяволу служить или пророку —

каждый выбирает для себя.

 

Каждый выбирает по себе

слово для любви и для молитвы.

Шпагу для дуэли, меч для битвы

каждый выбирает по себе.

 

Каждый выбирает по себе.

Щит и латы. Посох и заплаты.

Меру окончательной расплаты.

Каждый выбирает по себе.

 

Каждый выбирает для себя.

Выбираю тоже — как умею.

Ни к кому претензий не имею.

Каждый выбирает для себя.

 

Ю. Левитанский

[Тортила 15 682]

Бывший подъесаул

Бывший подъесаул уходил воевать;

На проклятье отца и молчание брата

От ответил: «Так надо, но вам не понять»,

Тихо обнял жену и добавил: «Так надо!»

Он вскочил на коня, проскакал полверсты,

Но как вкопанный встал у речного затона,

И река приняла ордена и кресты,

И накрыла волна золотые погоны.

Ветер сильно подул, вздыбил водную гладь

Зашумела листва, встрепенулась природа,

И услышал казак: «Ты идешь воевать

За народную власть со своим же народом!»

Он встряхнул головой и молитву прочел

И коню до костей шпоры врезал с досады,

Конь шарахнулся так, как от ладана черт,

От затона, где в ил оседали награды.

И носило его по родной стороне,

Где леса и поля превратились в плацдармы.

Бывший подъесаул преуспел в той войне

И закончил ее на посту командарма.

Природа мудра! И Всевышнего глаз

Видит каждый наш шаг на тернистой дороге.

Наступает момент, когда каждый из нас

У последней черты вспоминает о Боге!

Вспомнил и командарм о проклятье отца

И как Божий наказ у реки не послушал,

Когда щелкнул затвор... и девять граммов свинца

Отпустили на суд его грешную душу.

А затон все хранит в глубине ордена,

И вросли в берега золотые погоны

На года, на века, на все времена

Непорушенной памятью Тихого Дона.

1989

Игорь Тальков.

[Тортила 15 682]

Рабиндранат Тагор

Жизнь

В этом солнечном мире я не хочу умирать,

Вечно жить бы хотел в этом цветущем лесу,

Там, где люди уходят, чтобы вернуться опять,

Там, где бьются сердца и цветы собирают росу.

Жизнь идет по земле вереницами дней и ночей,

Сменой встреч и разлук, чередою надежд и утрат,-

Если радость и боль вы услышите в песне моей,

Значит, зори бессмертия сад мой в ночи озарят.

Если песня умрет, то, как все, я по жизни пройду -

Безымянною каплей в потоке великой реки;

Буду, словно цветы, я выращивать песни в саду -

Пусть усталые люди заходят в мои цветники,

Пусть склоняются к ним, пусть срывают цветы на ходу,

Чтобы бросить их прочь, когда в пыль опадут лепестки.

[Тортила 15 682]

Есть в дожде откровенье - потаенная нежность.

И старинная сладость примиренной дремоты,

пробуждается с ним безыскусная песня,

и трепещет душа усыпленной природы.

 

Это землю лобзают поцелуем лазурным,

первобытное снова оживает поверье.

Сочетаются Небо и Земля, как впервые,

и великая кротость разлита в предвечерье.

 

Дождь - заря для плодов. Он приносит цветы нам,

овевает священным дуновением моря,

вызывает внезапно бытие на погостах,

а в душе сожаленье о немыслимых зорях,

 

роковое томленье по загубленной жизни,

неотступную думу: 'Все напрасно, все поздно!'

Или призрак тревожный невозможного утра

и страдание плоти, где таится угроза.

 

В этом сером звучанье пробуждается нежность,

небо нашего сердца просияет глубоко,

но надежды невольно обращаются в скорби,

созерцая погибель этих капель на стеклах.

 

Эти капли - глаза бесконечности - смотрят

в бесконечность родную, в материнское око.

 

И за каплею капля на стекле замутненном,

трепеща, остается, как алмазная рана.

Но, поэты воды, эти капли провидят

то, что толпы потоков не узнают в туманах.

 

О мой дождь молчаливый, без ветров, без ненастья,

дождь спокойный и кроткий, колокольчик убогий,

дождь хороший и мирный, только ты - настоящий,

ты с любовью и скорбью окропляешь дороги!

 

О мой дождь францисканский, ты хранишь в своих каплях

души светлых ручьев, незаметные росы.

Нисходя на равнины, ты медлительным звоном

открываешь в груди сокровенные розы.

 

Тишине ты лепечешь первобытную песню

и листве повторяешь золотое преданье,

а пустынное сердце постигает их горько

в безысходной и черной пентаграмме страданья.

 

В сердце те же печали, что в дожде просветленном,

примиренная скорбь о несбыточном часе.

Для меня в небесах возникает созвездье,

но мешает мне сердце созерцать это счастье.

 

О мой дождь молчаливый, ты любимец растений,

ты на клавишах звучных - утешение в боли,

и душе человека ты даришь тот же отзвук,

ту же мглу, что душе усыпленного поля!

 

Гарсия Лорка

[М@няш@ 15 646]

Эдуард Асадов

Любим мы друг друга или нет?
Кажется: какие тут сомненья?!
Только вот зачем, ища решенья,
Нам нырять то в полночь, то в рассвет?!

Знать бы нам важнейший постулат:
Чувства хоть плохие, хоть блестящие,
Теплые иль пламенно горящие,
Все равно их строят и творят.

Чувства можно звездно окрылить
Если их хранить, а не тиранить.
И, напротив, горько загубить,
Если всеми способами ранить.

Можно находить и открывать
Все, буквально все, что нас сближает,
И, напротив: коль не доверять,
Можно, как болячки, ковырять
Именно все то, что разделяет.

То у нас улыбки, то терзанья,
То укоров леденящий душ,
То слиянье губ, и рук, и душ,
То вражда почти до обожания.

То блаженство опьяняет нас,
То сердца мы беспощадно гложем.
Осыпая ревностями фраз,
Но причем ни на день, ни на час
Разлучиться все-таки не можем.

Кто ж поможет разгадать секрет -
Любим мы друг друга или нет?

[Серёжка 2 082]

Я часто размышлял, за что Его казнили,
За что Он жертвовал своею головой?
За то ль, что, враг суббот,
Он против всякой гнили
Отважно поднял голос свой?
За то ли, что в стране проконсула Пилата,
Где культом Кесаря полны и свет, и тень,
Он с кучкой рыбаков из местных деревень
За Кесарем признал лишь силу злата?
За то ль, что, разорвав на части лишь себя,
Он к горю каждого был милосерд и чуток
И всех благословлял, мучительно любя,
И маленьких детей, и грязных проституток?
Не знаю я, Демьян, в "Евангелье" твоём
Я не нашёл ответа.
В нём много бойких слов,
Ох, как их много в нём,
Но слова нет, достойного поэта.
Я не из тех, кто признаёт попов,
Кто безотчётно верит в Бога,
Кто лоб свой расшибить готов,
Молясь у каждого церковного порога.
Я не люблю религию раба,
Покорного от века и до века,
И вера у меня в чудесное слаба —
Я верю в знание и силу человека.
Я знаю, что, стремясь по чудному пути,
Здесь, на земле, не расставаясь с телом,
Не мы, так кто-нибудь ведь должен же дойти
Воистину к божественным пределам.
И всё-таки, когда я в "Правде" прочитал
Неправду о Христе блудливого Демьяна,
Мне стыдно стало так, как будто я попал
В блевотину, низверженную спьяна.
Пусть Будда, Моисей, Конфуций и Христос —
Далёкий миф. Мы это понимаем,
Но всё-таки нельзя, как годовалый пёс,
На всё и вся захлёбываться лаем.
Христос — сын плотника — когда же был казнён,
(Пусть это миф), но всё ж, когда прохожий
Спросил его: "Кто ты?" — Ему ответил Он
"Сын человеческий", а не сказал: "Сын Божий".
Пусть миф Христос, пусть мифом был Сократ,
И не было Его в стране Пилата,
Так что ж, от этого и надобно подряд
Плевать на всё, что в человеке свято?
Ты испытал, Демьян, всего один арест,
И ты скулишь: "Ох, крест мне выпал лютый"!
А что ж, когда б тебе голгофский дали б крест?
Иль чашу с едкою цикутой, —
Хватило б у тебя величья до конца
В последний раз, по их примеру тоже,
Благословлять весь мир под тернием венца
И о бессмертии учить на смертном ложе?
Нет, ты, Демьян, Христа не оскорбил,
Ты не задел его своим пером нимало.
Разбойник был, Иуда был.
Тебя лишь только не хватало.
Ты сгустки крови у креста
Копнул ноздрёй, как толстый боров.
Ты только хрюкнул на Христа,
Ефим Лакеевич Придворов.
Но ты свершил двойной и тяжкий грех
Своим дешёвым балаганным вздором:
Ты оскорбил поэтов вольный цех
И скудный свой талант покрыл позором.
Ведь там, за рубежом, прочтя твои "стихи",
Небось злорадствуют российские кликуши:
"Ещё тарелочку Демьяновой ухи,
Соседушка, мой свет, пожалуйста, откушай!"
А русский мужичок, читая "Бедноту",
Где образцовый блуд печатался дуплетом,
Ещё отчаянней потянется к Христу,
Тебе же мат пошлёт при этом.

[Серёжка 2 082]

Мне бы женщину... синюю, синюю?! 
Что со вкусом? Двоится в глазах 
и сознание водкой насилую, 
тут зеленый подсел, егоза. 

Черт возьми, эта дева немыслима, 
промелькнуло, по-синьке, но мне 
все уж поровну, дым коромыслом, да 
хоть с кикиморой спать при луне... 

А на утро похмельное, рвотное 
состояние, ужас и шок. 
Чуть синела в постели болотная 
чудо-дама, сквозь свадебный шелк... 
                   2. 
Мне бы женщину… хочется… просто… 
толь стервозину, толь нимфетку, 
положить бы ее на простынь, 
развернуть бы ее… конфетку. 

Облизать бы от ушек к ножкам, 
довести до экстаза лаской 
и... желание, всунув в ножны, 
отослать бы подальше… баста! 
                   3. 
Мне бы женщину, женщину просто 
без червивости, лжи и фальши. 
Заложить в нее жизни остов, 
одиночество скрасив. Дальше 

как уж выведет в мир кривая... 
Одинокий родится кто-то… 
Древний дед в кругу заливает 
среди бабок, давясь зевотой. 
                   4.    
Мне бы женщину черную, черную, 
но не ведьму, не злыдню с ада, 
солнцем Африки запеченную, 
чтоб гулял, но не ждал тирады. 

Отличалась она б экзотикой, 
молчалива, скромна – отрада... 
Минус – мумия, нет эротики. 
Плюс – не ест, как итог – не гадит…

[Papa 119]

Мы не замечены эпохой...

 

 

И пох@$.

[mashaag 16 294]

Девушка пела в церковном хоре...

 

Девушка пела в церковном хоре

О всех усталых в чужом краю,

О всех кораблях, ушедших в море,

О всех, забывших радость свою.

Так пел ее голос, летящий в купол,

И луч сиял на белом плече,

И каждый из мрака смотрел и слушал,

Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,

Что в тихой заводи все корабли,

Что на чужбине усталые люди

Светлую жизнь себе обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,

И только высоко, у Царских Врат,

Причастный Тайнам,- плакал ребенок

О том, что никто не придет назад.

 

А. Блок

[mashaag 16 294]

Сон

 

Мне снилась осень в полусвете стекол,

Друзья и ты в их шутовской гурьбе,

И, как с небес добывший крови сокол,

Спускалось сердце на руку к тебе.

 

Но время шло, и старилось, и глохло,

И, поволокой рамы серебря,

Заря из сада обдавала стекла

Кровавыми слезами сентября.

 

Но время шло и старилось. И рыхлый,

Как лед, трещал и таял кресел шелк.

Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла,

И сон, как отзвук колокола, смолк.

 

Я пробудился. Был, как осень, темен

Рассвет, и ветер, удаляясь, нес,

Как за возом бегущий дождь соломин,

Гряду бегущих по небу берез.

 

Борис Пастернак

[4Серый 19 741]

Опубликовано: 17 сент. 2013 г.

На юг, на запад, на восток
Свой северный покажем норов.
«Мы -- русские! Какой восторг!» --
Кричит из прошлого Суворов.
Над Куликовым меч поет.
Над Бородинским ядра свищут.
Мы -- русские! Какой полет!
Нас понапрасну пули ищут.
Из клочьев тельников, рубах
Пусть мир сошьет себе обнову.
Мы -- русские! Какой размах!
Литая крепь меча и слова.
Солдатских кухонь пьедестал.
Навары заводских столовок.
Мы -- русские! Сибирь... Урал...
И далее без остановок.
Мы на подножках у эпох
Под грохот революций висли.
Мы -- русские! И видит Бог,
Что мы, как он, без задней мысли.
И нам без вести не пропасть,
В плечах могильный холм нам узкий,
Но и у нас смогли украсть
Одно столетье в слове «русский».
И сбита времени эмаль
С зубов, что губы закусили.
И все-таки какая даль
В славянском имени Россия.

Леонид Корнилов

[4Серый 19 741]

Опубликовано: 9 июля 2014 г.

ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНСКА

В Киеве американцы.
Степи, словно прерии.
Разбомблённая до сланца
Бывшая империя.
С русской шири, с русской сказки
Скальп снимают танками.
Марш «Прощание Славянска»
Напевают ангелы.
Облака над Краматорском --
Крымские печальные...
А за стенкою кремлёвской --
Жалкое молчание.
Мы -- в резерве, на диване,
Мы -- войска кухонные.
А война звенит, славяне,
Стёклами оконными.
Хоть в избе, а хоть в квартире,-
С печки слазить надо бы,
А не то нам до Сибири
Скальпы снимут натовцы.
Вы, славяне, не надейтесь
На культуру Запада:
Повторить судьбу индейцев --
Очень даже запросто.

Леонид Корнилов

[4Серый 19 741]

Опубликовано: 12 июня 2014 г.

КРЫМСКИЙ МОСТ

Россия строит Крымский мост.
Он ширины несметной.
Когда он встанет в полный рост,
То станет кругосветным.
И все меридианы в нём,
А также, параллели
Завяжутся морским узлом
Для благородной цели.
Чтоб снова - «флаги в гости к нам»...
Великое начало!
Мы рады мирным парусам
У русского причала.
Своей историей большой
И тавроскифским видом,
И всею русскою душой
Встречает вас Таврида.
Она дарует вам мечту.
И в центре мирозданья
На Крымском дружеском мосту
Мы встретимся, земляне!
Здесь - Херсонес и Коктебель,
И память Русской Трои...
Таврида- это колыбель
Поэтов и героев.
Вы здесь о крымском Спартаке
Услышите тираду.
Гомер на нашем языке
Прочтёт вам «Илиаду».
И море Чёрное вздохнёт
Приливом светлой грусти.
А Крымский мост переведёт
Все языки -- на русский.

Леонид Корнилов

[Irochkina 21 196]

Я хочу быть последней женщиной

Вита Савицкая

Я хочу быть...последней женщиной...
Окончательной...заключительной...
Не уболтанной...а обвенчанной...
Ясным светом...твоей обители...

Добрым утром.. и тихой пристанью...
И сводящим с ума...желанием...
Я хочу быть...контрольным выстрелом...
И последним твоим...признанием...

Я хочу быть... твоими крыльями...
Этим лёгким надёжным ...бременем...
Я хочу быть ...orgоими былями...
В рамках времени...и безвременно...

Не умею я жить ...на меньшее...
Что ты смотришь в глаза...так пристально ?..
Я хочу быть...последней женщиной...
Я хочу быть твоей...единственной...

Изменено 3 февраля, 2015 пользователем Irochkina