Стихи, которые нравятся

[betali 555]

Стихи выше - "Легенда N17" вспомнилась.

 

Алаверды:

 

У кого на душе только тихая грусть, 
Из папье-маше - это лёгкий груз. 
Знаете, 
может быть, правы те, 
Кто усмехается, кто недоверчиво так усмехается: 
Свадьбами 
дел не поправите — 
Что-то испортилось, что-то ушло, и шитьё расползается. 

Изменено 25 января, 2018 пользователем betali

[Иvаноff 1 488]

Стихи рождаются из грёз,

 

порывов чувств и их дыханья,

 

в простом и тихом созерцании,

 

из капелек прозрачных рос.

 

 

 

Стихи рождаются в лесу,

 

где тишина, покой, где трели

 

разбудят утром, и где ели

 

миг вечности в себе несут.

 

 

 

Стихи рождаются в полях.

 

где хлеб насущный колосится,

 

просторов неба – не напиться,

 

где стражи мира – тополя.

 

 

 

Стихи рождаются в уме –

 

живом, мятежном иль холодном,

 

и в лабиринте безысходном,

 

когда один ты и во мгле.

 

 

 

Стих не рождает суета.

 

Строку зовут в тумане скалы.

 

Когда довольствуешься малым.

 

И высота когда взята.

 

 

 

Стихи рождаются в огне

 

свечи, костра, в лучах рассвета

 

и в искре божьей у поэта.

 

когда реальности – во сне.

 

 

 

Стихи рождаются в душе

 

так трепетно и так негромко.

 

и где звучат надежды звонко,

 

где на седьмом ты этаже.

 

 

Вера Коваленко

17.11.2015г.

[Заветный 32 209]

Я знаю, Бог живет не в церкви…
Он тихо селится в душе.
И бережет на вираже,
За миг единственный до смерти,
Когда не веришь ты уже…

Я знаю Бог живет в друзьях,
С которыми роднятся души…
Для них он звезды утром тушит,
Чтоб был рассвет… А к ночи ужин
Вновь у камина… При свечах.

Я знаю, Бог живет в любви,
К одной, единственной на свете,
К родителям, и просто к детям,
Твои они, иль не твои…
Я знаю, Бог живет в любви.

Я знаю, Бог живет в стихах,
В холсте и красках, в каждой ноте,
Пусть даже вы не ту возьмете,
Смычком коснувшись впопыхах…
Отогревая мир в руках… 

Я знаю, Бог живет не в церкви…
Он тихо селится в душе.
Вы там Ему хоть раз поверьте,
Идя вперед на вираже.

 © Владимир Михейшин
 

 

[Иvаноff 1 488]

В оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо свое, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,

Звезды жались в ужасе к луне,

Если, точно розовое пламя,

Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,

Как домашний, подъяремный скот,

Потому что все оттенки смысла

Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку

Покоривший и добро и зло,

Не решаясь обратиться к звуку,

Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово это - Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества.

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова.

 

Н.Гумилёв

[Самарянка 4 706]

Е. Вольпов.

 

* * *
На площади, куда у нас балкон,
Прошло мероприятие в поддержку.
Одни другим порвали всю одежду,
А третьих оглушило усилком.

А во дворе,
     куда у нас окно,
Две ласточки решили пожениться
И начали под выступом карниза
Налепливать особое говно.

На площади — на той, балкон куда —
Прошло мероприятие в защиту.
Участники пришли во всем зашитом,
Подав пример сизифова труда.

А во дворе
     у ласточек 
          говно
Отпало в силу жидкой консистенции
И, оползя по блоку сплит-системы,
Упало алкашам на домино.

На площади устроили парад
И врезались на танке в дом напротив
(Как и по ходу репетиций, впрочем).

А во дворе говно пошло на лад.

На площади был конкурс под эгидой.
Три четверти желаюших погибло.

В говне чего-то начало пищать.

Сегодня площадь будут освящать.

[Иvаноff 1 488]

Кэти Флинн

 

Кэти Флинн, пожилая торговка воспоминаниями, обходительна и картава.

Ее лавочка от меня через три квартала, до ремонта велосипедов и там направо.

Свой товар Кэти держит в высоких железных банках и называет его "отрава".

 

Моя мать ходила к ней по субботам за пыльной баечкой об отце или о моем непутевом братце,

О своих семнадцати и влюбленном канадце, полковнике авиации,

Или о том, что мне десять, я научился свистеть и драться,

И стреляю водой из шприца в каждого несчастного домочадца.

 

Когда я был остряк и плут, кучерявый отличник, призер ежегодных гонок,

Я смеялся над Кэти Флинн, хотя хлеб ее, в общем, горек.

А сегодня мне сорок семь, я вдовец, профессор и алкоголик.

 

Все воспоминанья - сухая смесь, растираешь пальцами, погружаешь лицо в ладони,

И на сорок минут ты в той самой рубашке, и тем июлем, на том же склоне,

С девушкой в цветном балахоне, маленькие колени, - 

Только на общем плане.

 

Моя радость смеялась, будто была за смертью и никогда ее не боялась.

Словно где-то над жизнью лестница, что выводит на верхний ярус.

Кэти Флинн говорит: "Сэг', вы доведете себя до пг'иступа", и я вдруг ощущаю старость.

И ухмыляюсь.

[Самарянка 4 706]

ЕЛЕНА ЖАМБАЛОВА

 

***
Чтоб не ругались мама с папой
я в бога начала молиться
и если батя трезвый добрый
спасибо господи тебе
а если батя злой и пьяный 
прости я снова согрешила
И снова плачу на заборе
Прости прости меня прости
Когда деревья были выше,
Мне все хотелось дотянуться,
Но нифига не дотянулась,
И до сих пор еще тянусь
Не лазь сыночек по заборам,
Не повторяй моих ошибок.
Кто накосячил, тот и лезет.
Иди-ка лучше поиграй.

 

 

***
лучше б ты там осталась,
в тёплом барачном детстве.
суп из пакета, гречка 
выданная собесом.
помнится, вышивала, 
было красиво, честно — 
алое на небесном,
алое на небесном.

 

верно, что света много. 
вот и пока ты плачешь
сын твой мизинцем трогает 
маленький одуванчик.
разве ты их не любишь?
разве тебе здесь плохо?
алое на небесном
сердце твоё, дурёха.

 

 

ПОХОРОНЫ

 

1. Дом забили, сделалась тишина. Мы стояли рядом как две вороны. 
Из-под снега лезли одеколоны, торопились сеятеля пожинать. 
Мама не приехала, и жена, та другая, тоже. Дорога в лужах. 
Я была беременна, неуклюжа, и от слёз не видела ни хрена. 
Хоронили папу. Была весна.

 

2. Хоронили папу, была весна. Говорили мало, на лицах жалость. 
Помянули, вздрогнули, разбежались. Пара собутыльников да родня. 
Пожалейте бедненькую меня. У меня отец дал в канаве дуба. 
Мне теперь об этом годами думать. Извините, нервное. Извинят. 
Слышишь? колокола звенят.

 

3. Я не знаю, что это за сторона, там со стороны говорят виднее. 
Я так, к сожалению, не умею, опытным путём дохожу до дна. 
Папа, я дрейфующий космонавт. У меня есть руки, да толку мало, 
У меня есть ноги — и я шагала. Дайте спину, требуется спина. 
Та, что типа «каменная стена».

 

4. — На.

Изменено 6 мая, 2018 пользователем Самарянка

[Самарянка 4 706]

Елена Жамбалова

 

***
Кто долго плачет, всхлипывает долго.
Мирись, мирись, уже седоволос.
И вздрагивая, выходи на воздух —
Так сладок воздух после горьких слёз.
И кажется, он пахнет детским мылом,
И мамой, и подаренным щенком.
Да было ли? С тобой ли это было?
Иди, прижмись заросшею щекой
К шершавым доскам серого забора,
В колени дома рухни, поклонись.
Мирись, мирись. Отсюда он разорван —
Твой мир с собой. Прости. Соединись.

 

***

Дрова прогорели, заслонку задвинь.
Вот так же в тебе сберегает «аминь»
Тепло прогоревшего слова.
И лес поднимается снова.

 

***

спасутся только чукчи и сектанты 
я это точно точно говорю 
а ты не веришь даже в дед мороза 
да и не в чуме вроде бы живёшь 
а я и чукча и сектант нормальный 
спасут догонят и опять спасут

 

 

***

я не знаю я не знаю свет мой делается тоньше 
ничего уже не вижу ничего не говорю 
девки делали какао пили полные стаканы 
разворачивался где-то за забором грузовик 
это племя не из наших не из белых не из красных 
оттого-то и не можешь распознать оцифровать 
и ведётся и ведётся на серебряный морковник 
продавщица из сельмага подмените подменю

 

***
Приготовление пищи
Делает человека чище
Вернее, делает его жизнь полезней
Не только для тех, кто это будет есть, но
И для самого кормящего 
Питание должно быть щадящим
Пощади их печень, пощади сосуды
Корми из экологически чистой посуды
Никакой соли, никакого жира
Смотри как солнце плавает в парах эфира
И руки сами твои светят как.
Да. Это положительная эстетика.

[Самарянка 4 706]

Елена Жамбалова

 

***
Ничего правдивее спины.
в честности захлёбываться сразу.
Воздуха мне дозу, дикобразу
Воздуха и глубины.
Руки мёрзнут, я тебя люблю,
Дуй на лоб, там ходят томагавки.
Я поля влюблённым застелю,
И уйду одна стрелять и гавкать.

 

***
И мама, и муж вдруг
Выпустили меня из рук
Поверили и разрешили мне,
Перестали глядеть шиншиллами
Сверлить углями 
Значение пошло нулями
Линии стали размыты 
Зажмите меня сожмите 
В кулак снова
Я не готова
Без вас ничего уметь
Свобода смерть.

 

***
Мы делим круглый стол у очага, 
Локтей не упирая. Наши кисти 
Спокойны. Я рисую слово «кисть». 
Рука теряет имя и природу 
Я вспоминаю руки для воды 
И надо мною открывают воду. 
Как будто не сплетались, а сплелись. 
Но разве подлость наша не прелестна. 
Мне жалко нас, зависимых, телесных. 
Что вынесет зажмуренная кисть 
Костяшками любимыми белея. 
О боже, дай родиться на земле и 
С одним мужчиной проживая жизнь, 
Рожать детей, моих родимых пятен, — 
Я пальцем прикасаюсь указатель- 
ным и темечко в серебряной золе. 
О Боже, дай родиться на земле.

 

***
За предчувствием человека
Бормотание и морока
Не смотри на меня, калеку,
Многорукое многооко.
Потому я кричу без звука,
Потому как ковыль, качаюсь
Потому что я здесь без друга
Кончаюсь.

 

***
Я могу с закрытыми глазами
через эту улицу и башни,
дом твой будто бы ненастоящий,
да и я такая неживая, 
но иду знакомыми местами, 
или место мной шагает даже, 
или лента двигается дальше 
сквозь меня, цепляясь за трамваи
тоненько звенящие уютом 
можно сесть поехать в занзибары
пить пожары говорить губами 
густо размалёванными блеском.
я иду и всюду это место
где с тобой когда-то прозябали,
Это было неплохое время.
Честно.

[Самарянка 4 706]

Елена Жамбалова

 

***
Не навреди—
это значит не лезь с добром.
Отстань уже от людей.
Отвали.
У тебя двор, курицы — живи двором,
Только вечером выпрямляйся, 
Тяни с земли
Руки, расплескавшие два ведра.
Не навреди.
Не надо никому твоего добра.

 

***

как человеческая тайна горит зелёная скамейка. 
ты смотришь бронзово-китайно и застываешь много дней так 
на том же самом рваном кадре, а дальше треск и перемотка, 
а дальше снег, мороз и водка, здесь рассердеченная на три 
руки, то в кольцах, то не в кольцах, чинь-чинь, озвучен мёртвый пластик. 
а мимо досвиданье-здрасте и думают, что мы пропойцы. 
и мы беседуем часами, прифонарённые уютно, 
но что-то ангелы поют нам такими злыми голосами.

 

***
осталось видео 
ты включаешь плиту 
но загорается лампочка на потолке

ты заливаешься смехом 
и я смеюсь с тобой даже теперь

хреновый из тебя был электрик 
но самый хороший друг

я ставлю в духовку стряпню 
и сижу в темноте

 

***
я не хочу сеять это зерно 
пусть это зерно полежит в кармане 
я потом почитаю над «ом мани» 
и, возможно, оно не превратится в камень 
не превратится, говорю, в камень оно 
а просто останется засохшим зерном 
просто останется погибшим зерном 
или его склюет птица 
не бойся, со мной ничего не случится 
и с тобой ничего 
никогда уже 
не случится

 

Там на окнах цвела вода, замирая кипенно-белым. 
Тело стыло, и города проходили сквозь это тело. 
Кто-то брал меня под крыло, от которого — только перья... 
Всё неназванное плыло, все неназванные материи 
Были словом. И ничего, кроме слова. Чудесно страшно, 
Ибо сломанный карандаш я. Мне не вывести здесь его.

***
Держи меня на голубом глазу
Корабликом в эмалевом тазу.
Не приближай целующего рта.
Какую силу может пустота.
Какая сила тащит по бортам.
За краем,
За полосой длиною два пи эр
Одной из римских боевых триер
Кричу гребцами в сотню хриплых горл
Что я отныне самый дикий вор,
И всех разгульней на большом пиру.
И путь мой зол. И пленных не беру.

***
Верен свет, что из окна. 
И строка моя верна. 
Как калёное железо — 
всех других прочней она.

Бьётся море под бинтом, 
тонок греческий хитон. 
я не знаю, что со мною 
будет завтра и потом.

Но пока сегодня здесь 
мир во мне какой-то есть 
и сквозь стёклышко конфеты 
ярок и клубничен весь.

А тебе — всех высших благ. 
Барабан и в руки флаг. 
Я сильнее всех на свете. 
Кто не верит, тот дурак.

[Самарянка 4 706]

Лисица Кицуне

 

* * *

Неужели, Господи, так и сгинем

на бескрайнем белом под синим-синим…

Запечатляясь письмом, портретом

(что на том – неведомо, пусть на этом!),

фотоснимком переживать живое,

комаром впечататься в лобовое,

слепком, следом ли на подталом,

чтобы здесь остаться хоть чем-то малым.

Ладно книгой, хотя бы культёй абзаца,

парой строк куда-нибудь да вписаться,

расшибая лоб, матеря иное,

всё ломиться в мнимое, плотяное,

пробивая бреши в небесной гжели,

вопрошая: Господи, неужели?..

[betali 555]

Над черно-сизой ямою
И жухлым снегом в яме
Заплакала душа моя
Прощальными слезами.

Со скрежетом подъемные
Ворочаются краны
И сыплют шлак в огромные
Расхристанные раны,

Губастые бульдозеры,
Дрожа по-человечьи,
Асфальтовое озеро
Гребут себе под плечи.

Безбровая, безбольная,
Еще в родильной глине,
Встает прямоугольная
Бетонная богиня.

Здесь будет сад с эстрадами
Для скрипок и кларнетов,
Цветной бассейн с наядами
И музы для поэтов.

А ты, душа-чердачница,
О чем затосковала?
Тебе ли, неудачница,
Твоей удачи мало?

Прощай, житье московское,
Где ты любить училась,
Петровско-Разумовское,
Прощайте, ваша милость!

Истцы, купцы, повытчики,
И что в вас было б толку,
Когда б не снег на ситчике,
Накинутом на челку.

Эх, маков цвет, мещанское
Житьишко за заставой!
Я по линейке странствую,
И правый и неправый.

 

1958

Арсений Тарковский

[Самарянка 4 706]

Непраздничная предпраздничная подборка стихов Даны Сидерос

 

МАЙ

За обедом он говорит:
надевай нарядное, мы идём на концерт.
Будет квартет, пианист-виртуоз в конце.
Бросай своё макраме, я купил билет.

Она говорит: Нет.

Ты только представь себе:
начнется пожар,
посыплются стены, асфальт поплывет, дрожа,
а я в легком платье, в бусах и без ножа,
на каблуках,
в шелках,
в кружевах манжет --
как же я буду бежать?

 

Он думает: вот-те на, нас опять догнала война.
Варвара совсем плоха,
едва зацветает черёмуха, 
начинается вся эта чепуха.
А я ведь тоже видел немало,
над головой три года свистело и грохотало.

Досадует: вот ведь, взяла манеру
пугаться каждого звука.
Тогда завели бы сына, сейчас бы нянчили внука.
А так, конечно, отвлечься нечем,
прогулка -- история всякий раз.
Разве бы я её не укрыл? 
Разве не спас?

 

Он доедает свой хлеб,
и кусочек откладывает
про запас.

23 мая 2011

 

* * *

Совсем измотался, 
продрог - неважно одет.
Ноги гудят, но надо идти. Идёт.

Пробрался на склад. Вдруг кто-то его найдёт?
Заходит в тупик, на стенке надпись:
ПРИВЕТ!

ТЕБЯ ЗОВУТ АЛЕКСЕЙ, 
ТЕБЕ 90 ЛЕТ.
ВСПОМИНАЙ ДАВАЙ, ИДИОТ.
ТЫ ДАВНО УЖЕ НЕ СОЛДАТ. ТЫ ОТЕЦ И ДЕД.
У ТЕБЯ БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ - ЦЕЛЫЙ КЛАН.
ЗДЕСЬ ТВОЙ ДОМ: ОТЫЩИ, ГДЕ ЧТО.
ПРИЛАГАЮ ПЛАН.

Изучает схему,
"Алексей", твердит, "Алексей".
"Если клан, то куда, скажи,
подевались все?"

Входит в кухню, везде таблички:

ЛОЖКИ, КРУЖКИ
САХАР, КРАХМАЛ
НЕ ВКЛЮЧАЙ ПЛИТУ - 
В ПРОШЛЫЙ РАЗ ЕДВА НЕ ВЗОРВАЛ!

В спальне:

ВЫПЕЙ ТАБЛЕТКУ НА НОЧЬ
ТВОЙ ДИВАН
и
ПОЛЕЙ ЦВЕТЫ

В коридоре:

В СОРТИР - НАЛЕВО,
ЧЕГО ЗАСТЫЛ?

Вспоминает. Смеётся. 
Тихо идёт к столу.
Пишет:

ВНУЧКА - АНЮТА
ВРАЧ - ИДИОТ И ПЛУТ

Мажет клеем обои, лепит оба листка:
кривовато висят, но видно издалека.

Устал.

 

Прилег под столом,
на половиках.

"На складе искать не будут,
посплю чутка".

15 января 2012

 

* * *

Дед-инвалид подзывает внука,
дед говорит: мой хороший, на-ка
денег тебе, принеси таблеток,
чтобы принять -- и лето.
Чтобы принять сорок штук -- и дома.
Я так устал, помоги мне, Дима. 
Покарауль у двери, пока я
съем пузырек покоя.

 

Внук рассуждает: всё надо взвесить.
Сколько дадут мне? Ну, восемь, десять,
блистеров. 
Ну а сколько надо,
чтобы хватило деду?

Внук размышляет: всё надо взвесить.

Сколько дадут мне? Ну, восемь, десять,
может, двенадцать 
лет. 
Выйду -- как раз в институт.

 

Дед засыпает, и деду снятся
молы на море, милые лица,
вальс из динамика у фонтана,
баритон
Левитана.

23 февраля 2012

 

 

9.05

Собирается тщательно,
ордена прикрепляет к лацкану,
рукава и воротники расправляет ласково.
Надевает туфли, платок, берет костыли
и уходит в заднюю дверь, чтоб не засекли.

В центре, возле продмага, памятник, 
дальше кладбище --
далеко, 
спасибо погода пошла на лад ещё...

 

Взрослые смотрят молча, 
дети кричат:
"Мама, мама, гляди, у старухи снова парад".

У старухи парад, всё правда, 
сольное шествие.

Года три назад шли колонной: она и шесть её
не сказать друзей, 
вернее будет -- родных.
Четверых с тех пор схоронили, 
двое больны.

 

Нынче нужно идти за всех.
Вдоль домов покошенных,
мимо женщин и мужиков, и коров и кошек их.
Если бросить ныть, 
не такой уж и дальний путь.
Доползёт как-нибудь.

9 мая 2012

Изменено 8 мая, 2018 пользователем Самарянка

[Самарянка 4 706]

Юрий Смирнов 

 

ДЕВЯТЬ ПЯТЬ

Говорите, до последнего ветерана?
Говорите, потом наступит забвение?
Я, тридцатичетырехлетний,
Мальчишкой в костер бросавший патроны,
Так и не научившийся не экономить хлеба,
Так же с тревогой глядящий в июньское небо,
Буду сидеть хоть один со своим стаканом,
Будучи частью нечеловеческого напряжения.
С дедом буду бежать из плена,
С комэском Титаренко сжигать мессеры,
И, захмелев, мурлыкать «Землянку»,
Нехитрую советскую мессу.

 

СНАРЯДЫ

Лейтенант Александр Чурин,
Командир артиллерийского взвода,
В пятнадцать тридцать семь
Девятнадцатого июля 
Тысяча девятьсот сорок второго года
Вспомнил о боге.
И попросил у него ящик снарядов
К единственной оставшейся у него 
Сорокапятимиллиметровке

 

Бог вступил в дискуссию с лейтенантом,
Припомнил ему выступления на политзанятиях,
Насмешки над бабушкой Фросей,
Отказал в чуде,
Назвал аспидом краснопузым и бросил.

 

Тогда комсомолец Александр Чурин,
Ровно в пятнадцать сорок две,
Обратился к дьяволу с предложением
Обменять душу на ящик снарядов.
Дьявол в этот момент развлекался стрелком
В одном из трех танков,
Ползущих к чуринской пушке,
И, по понятным причинам,
Апеллируя к фэйр плэй и законам войны,
Отказал.
Впрочем, обещал в недалеком будущем
Похлопотать о Чурине у себя на работе.

 

Отступать было смешно и некуда.
Лейтенант приказал приготовить гранаты,
Но в этот момент в расположении взвода 
Материализовался архангел.
С ящиком снарядов под мышкой.
Да еще починил вместе с рыжим Гришкой 
Вторую пушку.
Помогал наводить.
Били, как перепелов над стерней.
Лейтенант утерся черной пятерней.

 

Спасибо, Боже — молился Чурин,
Что услышал меня,
Что простил идиота…

Подошло подкрепленье – стрелковая рота.
Архангел зашивал старшине живот,
Едва сдерживая рвоту.
Таращила глаза пыльная пехота.
Кто-то крестился,
Кто-то плевался, глазам не веря,
А седой ефрейтор смеялся,
И повторял – 
Ну, дают! Ну, #ля, артиллерия!

[Самарянка 4 706]

Еще Юрий Смирнов. Совсем страшное.

 

РАЗДВОЕНИЕ

Мальчик, мальчик,
Долго ль до наших?
Где линия фронта?
Дядя, не знаю.
Я просто мальчик.
Маму убили.
Папку убили.
Меня не убили.
Мальчик, мальчик,
А где здесь напиться?
В селе есть солдаты?
Дядя, не знаю.
В колодце сестрица.
Были солдаты.
Сестрица в колодце.
Меня не убили.
Мальчик, мальчик,
Есть ли тряпица?
Дядя, не знаю.
Флаг деда прятал.
Флаг с сельсовета.
Деду убили.
Меня не убили.
Мальчик, мальчик,
Что же нам делать?
Как же нам дальше?
Дядя, я знаю.
Дальше – оврагом.
В сумерках выйдем.
Меня — не убили.

Тихо в степи.
Сатанеют кузнечики.
Двое лежат 
В ожидании ночи.
Жаль, полнолуние.
Впрочем, прорвутся.
Мальчик не плачет.
Плачет разведчик.