Эзотерика Михаила Булгакова.

[Mahant 327]

Праздничную полночь приятно немного и задержать.... ну, желаю вам счастья

[Mahant 327]

[Mahant 327]

Вот Варенуху, мы иак и забыли как следует обсудить!

[ДАНИИЛА 6 601]

Mahant

Будет, уж, тебе и про Варенуху беседа. Начнём с прозы. :appl:

 

Стоит ли бояться вампиров?

 

Как известно, славу «главного» вампира приобрел Влад Дракул, он же — Влад Цепеш (по-румынски — кол). На протяжении нескольких столетий истории о замученных им самыми изощренными способами людях обрастали новыми, еще более жуткими подробностями, и со временем грань между правдой и вымыслом стерлась.Так появился мистический граф Дракула, восстающий из гроба и охотящийся под покровом тьмы за душами невинных людей и обращавший тех, кому он возжелал даровать вечную жизнь, в таких же, как и он, вампиров. Безусловно, это — миф и в реальной жизни вампиров нет. Но существуют люди, страдающие одним крайне редко встречающимся заболеванием, носящим название порфирии (от греч. porphyra — пурпурная краска).

 

Реабилитировать этих страдальцев, опровергнув их связь с темными силами, удалось английскому доктору Ли Иллису из Хэмпшира. В 1963 году он представил в Королевское медицинское общество свою научную работу «О порфирии и этиологии оборотней», в которой подробно описал симптоматику этой редчайшей генной патологии. При этом страшном генетическом недуге в крови и тканях человека увеличивается содержание пигмента — порфирина, который под воздействием освещения разрушает гемоглобин и создает тем самым дефицит кислорода и железа. Небелковая часть гемоглобина — гем— превращается в токсичное вещество, разъедающее подкожные ткани.

 

В основе наследственной формы болезни лежит образование видоизмененных эритроцитов. По статистике, родители 25% детей, рожденных с этой патологией, также страдают порфирией. Приобретенные же ее разновидности — это тяжелейшие осложнения авитаминозов, анемий, а также некоторых заболеваний печени, вызванных интоксикацией, например, свинцом или солями тяжелых металлов. Так почему же вместо, казалось бы, естественного для человека чувства сострадания и жалости эти несчастные люди всегда вызывали у окружающих непреодолимый страх и жгучую ненависть?

 

Дело в том, что неумение объяснить внешние и поведенческие проявления подобных больных невольно наводило на мысль об их дьявольском перерождении. А потому за многовековую историю борьбы с оборотнями и вампирами эти бедолаги натерпелись немало — их предавали анафеме, пытали и, как правило, казнили. Тем более что распознать признаки этой ужасной болезни несложно.

 

Сначала у таких больных наблюдается упадок сил, побледнение кожи и светобоязнь, по мере развития недуга их кожа истончается, приобретает коричневый оттенок, а потом начинает гнить, покрывается язвами и рубцами. Дальше происходит деформация сухожилий, что вызывает скручивание пальцев. Слизистая десен и внутренней части губ лопается, начинает кровоточить и обнажает корни зубов, особенно же глубоко вскрываются они у резцов. Кроме того, порфирин зачастую откладывается и в эмали зубов, придавая ей зловещий коричневато-красный оттенок.

 

В настоящее время тщательное изучение этой редчайшей патологии крови позволяет врачам корректировать врожденную форму этой болезни и лечить на ранних стадиях ее приобретенные формы.

 

В запущенной и застаревшей форме порфирии солнечный свет доставляет больным невероятные мучения, а потому во время светового дня они вынуждены укрываться в самые темные и мрачные места и покидать их лишь после захода солнца. К тому же подобное состояние просто не может не сказываться на психике больного порфирией человека. Их крайне неуравновешенный и скрытный характер с незапамятных времен одновременно и ужасал, и интересовал окружающих, а пугающая внешность и необъяснимый образ жизни служили поводом для возникновения кошмарных мистических историй, что только усугубляло тяжесть их существования.

 

Вампиры живут среди нас

[Гость Lilian]

ДАНИИЛА

 

Очень интересно!

Самой даже в голову не приходило узнавать об этом.

 

Ну а Варёнуха-то как же?

[ДАНИИЛА 6 601]

Lilian

 

Ну а Варёнуха-то как же?

 

А может и ты на что сгодишься? Разве вампиры тебе не встречались на пути? Если бы ты сама писала этот роман, то введение в картину символов кровопийц для чего-то бы служили. Как ты нейтрализуешь или нейтрализовала бы в жизни подобное соседство, чтобы освободить себя от их влияния? Булгаков по-моему кое-что и предпринял для этой нейтрализации в воображении. Попробуй увидеть это или что-то другое и поделись с друзьями своими наблюдениями. Мне лично интересно узнать, что ты сама думаешь по поводу Варенухи.

[Days 528]

ДАНИИЛА

А может и ты на что сгодишься?  

В этом что то есть

[Mahant 327]

Days

Цитата 

А может и ты на что сгодишься?   

 

В этом что то есть 

Точно!!!

[ДАНИИЛА 6 601]

Lilian

Ну, вот, два вампира уже объявились, почуяв аппетитную жертву. Похоже, что сюжет новый разворачивается. Сейчас ты узнаешь всю подноготную про вампиров непосредственно в опыте.

 

См., может пригодиться

 

Библиотека. Усё о вампирах... . Нет, пожалуй, многое о вампирах, а всё познаешь только на очной ставке.

[ДАНИИЛА 6 601]

Lilian

Мне, конечно, более всех интересен Воланд, но я бы с удовольствием и молча посидела б в этой компании, хоть вечерок!

 

Ах, ах! Но до чего мне досадно, что встретились с ним вы, а не

я! Хоть все и перегорело и угли затянулись  пеплом, все же, клянусь, что  за

эту  встречу  я отдал бы связку ключей  Прасковьи Федоровны, ибо  мне больше нечего отдавать. Я нищий!

    -- А зачем он вам понадобился?

    Гость долго грустил и дергался, но наконец заговорил:

    -- Видите ли, какая странная история, я здесь сижу из-за того же, что и

вы...

 

 

 

Ну, а Mahantа больше интересует :

Вот Варенуху, мы так и забыли как следует обсудить!

 

 

 

 

Я тут прочитала о вампирах повнимательнее:

Вампир

и осознала, что окружена одними вампирами

 

Махант задавался вопросом:

 

Тут уж интересен, в первую очередь, сам характер Варенухи - чтобы можно было дать точную оценку - почему это именно, он угодил к упырям?

 

Пусть попробует ответить сам.

 

Ну, вот чем Варенуха примечателен? Тем, что не имеет своего лица, облика, всё время прячется за личности, лжёт? Его как бы и нет. Он, как призрак, размыт в видимости присутствия. Часто подобные люди оказываются бескровной жертвой случая. У них сопротивляться нет сил, ведь их почти нет. Они прозрачны и безвольны.

 

За  двадцать  лет своей деятельности в  театрах Варенуха  видал  всякие виды, но тут он почувствовал, что  ум его  застилается как бы  пеленою, и он ничего  не сумел  произнести, кроме житейской  и  притом  совершенно нелепой фразы:

    - Этого не может быть!

 

 

 

Варенуха  проделал все,  что  полагается  человеку  в  минуты  великого изумления. Он и по кабинету пробежался, и дважды вздымал руки, как распятый, и выпил целый стакан желтоватой воды из графина, и восклицал:

    - Не понимаю! Не по-ни-ма-ю!

 

Администратор был возбужден и полон энергии. После наглого звонка он не

сомневался  в том, что хулиганская шайка проделывает скверные шуточки  и что эти  шуточки  связаны с исчезновением  Лиходеева. Желание изобличить злодеев душила администратора, и, как это  ни странно, в нем зародилось предвкушение чего-то  приятного.  Так  бывает,  когда  человек  стремится  стать  центром внимания, принести куда-нибудь сенсационное сообщение.

 

- Это еще кто? - брезгливо спросил Воланд, рукой заслоняясь от  света

свечей.

    Варенуха повесил голову, вздохнул и тихо сказал:

    - Отпустите обратно. Не могу быть вампиром. Ведь я тогда Римского едва

насмерть с Геллой не уходил! А я не кровожадный. Отпустите.

    - Это что еще за бред? - спросил, морща лицо, Воланд.  - Какой такой

Римский? Что это еще за чепуха?

    - Не извольте  беспокоиться, мессир, - отозвался Азазелло и обратился

к  Варенухе:  -  Хамить не  надо по телефону. Лгать не  надо  по  телефону.

Понятно? Не будете больше этим заниматься?

    От радости все помутилось в голове у Варенухи, лицо  его засияло, и он,

не помня, что говорит, забормотал:

    -- Истинным... то есть  я  хочу сказать,  ваше ве...  сейчас же  после

обеда... - Варенуха прижимал руки к груди, с мольбой глядел на Азазелло.

    - Ладно, домой, -- ответил тот, и Варенуха растаял.

 

Варенуху успокоили, как умели, сказали, что  охранят  его  и без всякой

камеры, и тут же выяснилось, что никакой старки он под забором не пил, а что

били его двое, один клыкастый и рыжий, а другой толстяк...

    - Ах, похожий на кота?

    -  Да, да, да, - шептал, замирая от страху и ежесекундно оглядываясь,

администратор  и  выкладывал  дальнейшие  подробности  того,  как  он

просуществовал около двух дней в квартире N 50 в качестве вампира-наводчика, едва не ставшего причиною гибели финдиректора Римского...

[Гость Lilian]

Почти детективная история!

 

"...о том, что сама рукопись романа оказалась погребена под слоем забвения и пролежала там почти тридцать лет, пока не нашелся человек, взявший на себя риск и труд произвести раскопки, а потом донести находку до широкой публики, - об этом как-то забывают. Человеком этим был Абрам Зиновьевич Вулис.

 

Берусь утверждать, что если бы не его усилия, роман пролежал бы в своем состоянии небытия еще лет двадцать, до самой Перестройки, но воздействие романа на состояние умов в обществе было таково, что, не будь он опубликован в конце шестидесятых, так и самой Перестройки в конце восьмидесятых, возможно бы, и не было. И тогда роман не увидел бы света еще неопределенное время.

 

Это - нечто вроде короткого предуведомления. А теперь, как любил говаривать сам Булгаков: "Вперед, читатель!"

 

И тут память отбрасывает меня в далекий, батюшки, не сразу и вспомнишь, шестьдесят второй год. Я иду по Моховой, день пасмурный, ненастный, хотя дело в июне, прохожие спешат, сутулясь, под зонтиками, и вдруг вижу, навстречу плывет высокая, а под шапкой курчавых волос казавшаяся еще выше, поджарая фигура, явно никакого дождя и вообще ничего вокруг не замечающая, размахивающая руками и что-то себе под нос бормочущая.

 

- Авка! - останавливаю я его (а мы всегда завали его Авкой) - Авка, что с тобой?

 

- Яшка! - с трудом возвращаясь в реальный мир, воскликнула фигура. - Если бы ты знал, какой роман я прочитал!

 

Последующие три или четыре часа мы бродили по Манежной площади и вокруг Ленинки, забыв о непогоде, и я слушал сбивчивый, с придыханиями, но поразительно ясно изложенный, как только умел литературовед со стажем, рассказ о Варенухе, Иешуа, Фаготе, дурной квартире номер 50, несчастном Берлиозе и величавом Воланде. Я, наверное, был первым, или одним из первых, кто слышал эти имена, знакомые ныне миллионам людей.

 

Срочные дела были позабыты, и домой я тоже не поехал. Я поспешил к друзьям, жившим тогда на Октябрьской площади и с порога, едва успев его перешагнуть, закричал: "Ребята! Какой роман мне сейчас пересказали!" Так в те времена зарождались пересуды и слухи.

 

От редактора одного из издательств, куда Вулис захаживал, он узнал, что еще жива вдова писателя Елена Сергеевна, и у нее хранится рукопись неизданного романа. Кажется, единственный человек, который его читал, был Вениамин Александрович Каверин. В издательстве как раз готовилось собрание его сочинений. Его представитель охотно вызвался узнать у Каверина номер телефона вдовы.

 

Прикосновение к Истории подчас неощутимо. Накручивая диск уличного автомата, Вулис не мог подозревать, какое извержение вулкана спустя время из этого воспоследует.

 

" - Добрый день... Я ташкентский литературовед... Только что познакомился с повестью..."Роковые яйца". Судя по этому произведению, Булгаков тоже - как и авторы "Золотого теленка" - талантливый писатель, хотя, понимаю, моя оценка может показаться вам преувеличенной. И вот мне сдается, что после Булгакова должны были остаться интересные рукописи..."

 

Он снисходил к ней! Он оказывал ей милость, проявляя внимание к наследству мужа. Единственное, что может извинить Вулиса в этот момент, так это то, что он почти ничего не знал о Булгакове. Как и никто из пишущих и читающих в Советском Союзе. За исключением, быть может, Каверина. Но тот молчал!

 

Нижеследующий диалог просто поразителен по противостоянию сторон.

 

Елена Сергеевна уточнила для себя:

 

" - Скажите, пожалуйста, вы состоите в Союзе писателей?

 

- Состою. Два года назад принят, - ответствую с гордостью.

 

- Значит, вы состоите членом Союза... Может быть, вы один из тех, кто ровно ничего не делает, чтобы воздать должное памяти великого русского писателя Булгакова. Не печатает сочинений Михаила Афанасьевича..."

 

У Вулиса потемнело в глазах, а в руке задрожала телефонная трубка. Она называет его великим, ставит в один ряд с Достоевским и Гоголем, а он... Вулис пробормотал извинения, а отказ принять его воспринял как должное.

 

Но он недаром славился среди друзей своим упорством. Через несколько дней он опять позвонил. "Новый разговор, - пишет он, - по сути ничем не отличался от прошлого - ничем, кроме развязки, которая могла бы сойти за хэппи-энд... Меня согласились принять..." Не сразу, нет. Елена Сергеевна, как замечает автор, не терпела опрометчивости в булгаковских делах. Однако спустя какое-то время он стоял "на лестничной площадке в том доме на Суворовском бульваре у Никитских ворот, что одним боком повернут к церкви, где как будто венчался Пушкин, а другим - примыкает к новому гастроному".

 

"Подъезд был темноватый, с кухонными запахами, но по мне, будь он даже выстлан персидскими коврами, это нисколько не прибавило бы обстановке торжественности: Елена Сергеевна встречала меня в прихожей с великодушием и достоинством королевы какого-то фантастического мира".

 

Нечто царственное в ее облике отмечают многие мемуаристы.

 

Рукописи не горят, конечно, но лучше все-таки беречь их от огня.

 

Итак, Вулис принят. С ним ведут беседу, прощупывают, так сказать, со всех сторон и угощают кофе. Вулис в восторге от кулинарных способностей Елены Сергеевны. Об этом он и мне, помню, говорил, да и в книге своей поминает. Видно, на командировочные денежки ему не очень-то сытно в столице жилось. Между тем, время идет, а о рукописи еще ни полслова... "Вопросы задаются завуалированно, однако во всех стилистических редакциях они остаются системой ловушек, экспериментов, испытательных ситуаций". Его испытывают, и он это понимает. Назначают прийти еще раз и еще... Беседы ведутся, как принято было в те времена, на кухне. Наконец...

 

"В назначенный час Елена Сергеевна ведет гостя на кухню, и круглый столик (мне он всегда представлялся мраморным) в мгновение ока оказывается сервированным. Широкое московское гостеприимство!" Но на сей раз, удалившись в комнату, хозяйка возвращается оттуда с двумя толстыми переплетенными томами...

 

"Мастер и Маргарита".

 

"Мастер и Маргарита" тысяча девятьсот шестьдесят второго года, - пишет Вулис, - это ни с кем не разделенный мир художника и его подруги, Михаила Булгакова и Елены Сергеевны". В самом деле, это совершенно необычное чтение! Знать, что до тебя в этот мир, мир романа, еще никто не входил! Чтение продолжается несколько дней, Вулис возвращается к пройденным главам, с разрешения Елены Сергеевны делает выписки.

 

"Отрывая взгляд от пожелтевших страниц, я в первый миг с трудом понимал, что за окнами Суворовский бульвар шестьдесят второго года, а не Садовая тридцатого и не Ершалаим времен Понтия Пилата. Старое трюмо у противоположной стенки волшебным образом приобретало головокружительную глубину, и мне чудилось, что вот сейчас там, обрамленные витым деревом, возникнут глумливые кот и Коровьев".

 

Наконец, второй том захлопнут. Абрам Зиновьевич выходит на улицу... и на Моховой происходит встреча, которую я не забуду до конца своих дней.

 

И журнал, и театр отказались от предложенных текстов. Но на доверие со стороны Елены Сергеевны это не повлияло. Наоборот, оно даже окрепло. Она убедилась, что в лице Вулиса приобрела бескорыстного друга. В последующие приезды в Москву он часто навещает ее, и они подолгу беседуют, обсуждая особенности романа и возможности его издания. Елена Сергеевна, вообще-то оптимистка по натуре, рассчитывала, что условия для этого созреют в начале семидесятых годов. Напомним, что было начало шестидесятых. Как-то Вулис проявил слабость и намекнул на то, что роман можно переправить за границу. Вдова резко оборвала: он должен быть издан на родине.

 

Особенности же романа, его исключительное своеобразие ставили литературоведа в тупик. К какому жанру его отнести? Есть ли аналоги ему в мировой словесности? Вопросы эти буквально мучали его

 

"Мастер" - это современная миниппея. Истина эта кажется ему теперь неоспоримой. Елена Сергеевна с ней не соглашается. Они спорят. Однако дело с публикацией никак ведь не движется! Ждать десять лет и надеяться, что потом произойдет чудо, это не в натуре Вулиса. И вдруг его посещает замечательная идея. Он хватает листок бумаги и набрасывает на нем названия дюжины произведений.

 

Идея эта, надо сказать, намного обогнала свое время. Только сейчас, как сообщают в газетах, одно из московских издательств планирует выпустить "Библиотеку сатирического романа". А именно ее-то первый и предложил издать Вулис

 

 

"-А что это "Мастер и Маргарита"?

 

- Это очень сложный роман... - начал мямлить я. - Действие происходит параллельно в двух временах... Библейские главы чередуются с современными... Сатана попадает в Москву тридцатых годов...

 

- Вы мне проще скажите: это за советскую власть или против?

 

- Это не о том..."

 

Восхитительный обмен репликами, не правда ли: за советскую власть или против? Не о том.

 

Москва полнилась слухами!

 

Главные редакторы журналов и газет начинают интересоваться неизданным Булгаковым. Симонов прочитал роман и стал его горячим поклонником. "Жизнь Елены Сергеевны, - отмечает Вулис, - феерически расцвела".

 

Сам он заканчивает работу над диссертацией, где несколько глав посвящает "Мастеру и Маргарите". Содержание романа изложено в них подробно - и он, и Елена Сергеевна посчитали это необходимым именно потому, что роман оставался неопубликованным. Монография Вулиса печаталась в Ташкенте, и когда ее доставили в Москву, он поспешил на Суворовский бульвар.

 

- Это чудо! - восклицала Елена Сергеевна, почти задыхаясь в приступе торжествующего смеха. - Это просто чудо!

 

Очки ее сползли на нос, а, может быть, она просто посмотрела поверх очков, и я увидел, как молодо блестят ее чуть косящие ведьмины глаза.

 

- Это все штуки Воланда!"

 

Штуки Воланда продолжались, и нам, чтобы сберечь журнальную площадь, придется опустить массу подробностей и перескочить прямо в шестьдесят шестой год. Все это время усилиями Вулиса и других, теперь уже немалочисленных энтузиастов, создавалась общественная атмосфера приятия романа. Становилось все более необъяснимо, почему произведение, о котором все кругом говорят, не печатается до сих пор. Этому способствовало и то, что вышел том драматургии Булгакова, появились в печати и другие его произведения. Сама Елена Сергеевна (по профессии переводчик) стала получать заказы из издательств. Появились кое-какие заработки.

 

И наступил день, когда Вулису передали: "Свяжитесь с Поповкиным. Он хочет с вами переговорить".

 

Поповкин возглавлял журнал "Москва". "Толстый" журнал, он был приравнен к региональным, провинциальным "толстым" журналам, вроде той же "Звезды Востока", "Простора" или "Байкала". А я уже говорил, что провинциальные журналы позволяли себе вольности, для центральных органов недоступные. Мне кажется, что этим объясняется, почему именно "Москва" осмелилась предоставить свои страницы "Мастеру". Но и заслуг самого Поповкина отрицать, конечно, нельзя. Он был смелый редактор. По тем, конечно, временам и меркам.

 

"Я позвонил Поповкину и, не веря собственным ушам, услышал:

 

- Мы хотим печатать "Мастера и Маргариту". Не возьмете ли на себя труд сделать предисловие? С вашей книгой я познакомился. Считаю, что в романе вы разобрались.

 

Телефонная будка, в которой я себя обнаружил, повесив трубку, показалась мне тогда сказочной каретой - вот-вот умчит меня к Мастеру и Воланду, к Иешуа и Пилату, живым, реальным"

 

Необъяснимым образом уже на следующий день вся Москва знала о готовящейся публикации и принялась гадать, будет ли "Мастер" подан целиком или с купюрами. Я хорошо помню это время томительного ожидания. Говорили, что вообще появится лишь фрагмент романа и так далее. Между прочим, слухи были не беспочвенны! Вулис записывает: "Существует намерение дать в журнале лишь первую, менее сложную часть романа, оправдав сокращение формой подачи: из архивных материалов".

 

Вышло все нелепо и смешно. Редакция решила первую часть романа выпустить в одиннадцатом номере журнала за 1966 год, потом подождать, какова будет реакция партийных органов, и, если все сойдет благополучно, окончание романа дать в первом номере за 1967 год. Ну, а если реакция будет неблагоприятной? И вторую часть романа опубликовать не удастся? Тогда послесловие Вулиса тоже не увидит света, и труд его пропадет втуне? Вроде бы неловко перед ним... И на редколлегии было принято соломоново решение: первую часть романа "обложить" и предисловием, и послесловием!

 

Вот они лежат передо мной - два номера "Москвы" в серо-малиновых переплетах. Одиннадцатый и первый. В одиннадцатом послесловие Вулиса. Предисловие Симонова, а послесловие - Вулиса. В нем он развивает концепцию миниппеи и вписывает "Мастера" в контекст мировой литературы.

 

За этим номером гонялась вся Москва. Не удержусь и выпишу еще несколько строк. Вулис вспоминает, как встретила его Елена Сергеевна. Он привез журналы на машине. Она ждала на улице. "Я перетащил заказанную часть тиража в дом, и там, в комнате, где я впервые читал "Мастера", под овальным портретом, Елена Сергеевна начала, ничего не видя от волнения, перелистывать журнал. Может быть, она спешила показать опубликованное Ему".

 

Ему - это, конечно, Булгакову, под портретом которого она сидела.

 

"Мастер" стал объективной реальностью, открытой и для восхищения, и для брани, и для научного анализа, и для споров".

 

Этими словами Вулис заканчивает свои заметки, и мне остается только выразить уверенность, что в "объективной реальности" существования романа, которое будет долгим, не сомневаюсь, очень долгим, имя Вулиса не будет забыто.

"

[Mahant 327]

Для старых друзей этой темы, интересные рассуждения о книге из ю-туба

 

 

"Ничего нельзя понять в творчестве Мишы, если хоть на минуту забыть, что он сын профессора богословия".

(из частного разговора между Мариэттой Чудаковой и Елены Булгаковой).

 

 

Серьёзные книги для умных людей:

 

 

[Mahant 327]

Только что вот закончил читать книгу Андрея Кураева «МАСТЕР И МАРГАРИТА»: ЗА ХРИСТА ИЛИ ПРОТИВ? Честно признаться, получил от прочтения массу удовольствия. Кураев рассматривает героев книги достаточно глубоко, как и заостряет внимание на тех сюжетах (фразах), мимо которых рядовой читатель книги "Мастер и Маргарита", обычно пролетает, даже не задумываясь над их подоплёкой. Так что спасибо автору за тот труд, который он проделал! :!:

 

Скачать эту книгу можно здесь: http://kuraev.ru/index.php?option=com_remo...=fileinfo&id=11

 

 

Цитирую для старых друзей любимой темы то, что понравилось, и, как ни странно, то мимо чего мы все дружно пролетели разбирая по косточкам знаменитый роман:

 

Про Иешуа:

 

Образ любимого и положительного героя не набрасывают такими штрихами: «Ешуа заискивающе улыбнулся..» ; «Иешуа испугался и сказал умильно: только ты не бей меня сильно, а то меня уже два раза били сегодня» ; «Иешуа шмыгнул высыхающим носом и вдруг такое проговорил по гречески, заикаясь» . Булгаков не мальчик в литературе. Если он так описывает персонажа – то это не его герой.

 

.....

Об Иешуа Мастеру говорить неинтересно: «Скажите мне, а что было дальше с Иешуа и Пилатом, - попросил Иван, - умоляю, я хочу знать. - Ах нет, нет, - болезненно дернувшись, ответил гость, - я вспомнить не могу без дрожи мой роман. А ваш знакомый с Патриарших прудов сделал бы это лучше меня».

 

......

Значит, не только Булгаков, но и Мастер не сочувствует тому Иешуа, который появляется на страницах романа о Пилате.

А Мастер еще не очень-то по сердцу и Булгакову: «Вы – писатель? – спросил с великим интересом Иван. - Я – мастер, - ответил гость и стал горделив, и вынул из кармана засаленную шелковую черную шапочку, надел ее, а также надел и очки, и показался Ивану и в профиль, и в фас, чтобы доказать, что он действительно мастер».

Согласитесь - странный способ доказывать свою литературную талантливость…

[Mahant 327]

О рукописи.

 

Воланд намекает на то, что одна вполне конкретная рукопись интересует его и что именно этот интерес и завлек его в Москву:

«Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист».

 

Объяснение весьма интересное. Герберт Аврилакский (Герберт Орильякский, Gerbert d’Aurillac) – это римский папа Сильвестр 2 (999-1003). Еще не будучи папой, он изучал у арабских ученых математику. Он был первым ученым, который познакомил европейцев с арабскими цифрами. Его подозревали в занятиях магией, но вряд ли эти обвинения были основательны – иначе он не был бы избран на папский престол. Тем не менее, фигура Сильвестра стала одним из прототипов легенды о докторе Фаусте. Легенда гласила, что Герберт уговорил дочь мавританского учителя, у которого он учился, похитить магическую книгу ее отца. С помощью этой книги он вызвал дьявола, а уж дьявол сделал его папой и всегда сопровождал его в образе черного лохматого пса . Герберту также приписывали владение искусством изготовления терафима – говорящей мертвой головы (ср. беседу Воланда с головой Берлиоза).

В подвалах дома Пашкова Воланд замечен не был. С текстами Герберта вроде бы мы его тоже не видим. Неужели соврал? – Нет. Лишаем слова Воланда чрезмерной конкретики и получаем: Воланда интересует некая рукопись, написанная некиим Фаустом и хранящаяся в некоем московском подвале. А в таком виде это ложь? – Нет!

Воланд и в самом деле прибыл в Москву для знакомства с рукописью одного из Фаустов. Но называя имя первого литератуного Фауста, но имеет в виду последнего – Мастера. Вот с его рукописью он и в самом деле познакомился. И о ее существовании он знал все же с самого начала…

[Mahant 327]

О Маргарите

 

Маргарита - не Муза. Она лишь слушает уже написанный роман. В жизни Мастера она появляется, когда роман уже почти закончен .

Хуже того. Именно Маргарита подталкивает его к самоубийственному поступку – отдать рукопись в советские издательства: «Она сулила славу, она подгоняла его и вот тут-то стала называть мастером». Это или сознательная провокация или потрясающее безмыслие. Или просто медиумичность: и Мастер и Маргарита открыты воздействию Воланда. Во всяком случае пассивность Мастера подчеркивается вполне ясно: «И, наконец, настал час, когда пришлось покинуть тайный приют и выйти в жизнь».

Нет, эта «черная королева» не сможет вдохновить Мастера на новые творения… Призрак Мастера завещал Ивану Бездомному продолжить роман «о нем». Но призрак Маргариты поцеловал юношу – и профессор Понырев так ничего и не написал (хотя Маргарита и уверяла его, что она знает его будущее и там все будет хорошо). Ничего не напишет и зацелованный Маргаритой призрак Мастера.

 

.....

Характерно также, что Мастер и Маргарита обречены на бесплодие; и на земле они не смогли родить детей, тем более не будет детей у призраков. Они будут «лепить гомункула».

 

П. С. Гомункула создал Вагнер, «лаборант» Фауста, и, по оценке своего учителя – «беднейшее из всех земных исчадий».