О животных с любовью

[Dark angel 662]

Брошка

Евгения Потёмкина

Ее я называла просто - «Брошка»…
Она всегда мурлыкала в ответ…
Она была бродячей, доброй кошкой…
Мы были с ней знакомы много лет…

И Брошка рассказала мне однажды…
Что родилась на улице зимой…
(Не знает точно где…да и не важно…)
В коробке тесной, рваной обувной…

И первое, что все мы ощутили…
Вдохнув планеты этой кислород…
Мороз и ветер, холод как в могиле…
Хрустящий, острый, очень острый лёд…

И мамино мурчание с отдышкой…
Я помню все подробно до сих пор…
И эти, разноцветные… как вспышки…
Ну, как их называют…? Светофор?!

Потом обычно Брошка замолкала…
И так сидела несколько минут…
Наверное, детали вспоминала…
Еду, коробку, первый свой маршрут…

(Глаза ее невольно закрывались…
И Брошка продолжала говорить):
Мы к Маме носом сильно прижимались…
Нам всем хотелось жить… хотелось жить…

Коробку продувало словно сито…
Дырявое... сквозное решето…
Была она для всех ветров открыта,
Распахнута, как летнее окно…

Не знают люди про кошачьи слёзы…
Промёрзшие с хвоста и до ушей…
Крещенские суровые морозы…
Нас шестеро в коробке малышей…

Мы думали, что Мама так играла…
Крутила нас, вертела… А она
Шершавым языком нас растирала…
Чтоб насмерть не замучила Зима…

Мы ели что попало… где придётся,
Объедки, мусор, кости, всякий хлам…
Короче, все, что только не найдется…
И то всегда делили пополам…

Я помню день, когда погибла Мама…
Дорога. Вечер. Холод. Тормоза…
Она тогда в отрытых, драных ранах
К коробке нашей тихо подползла…

(И Брошка разревелась, как ребенок…
Уткнувшись мокрым носом мне в ладонь…
Она всего лишь маленький котенок…
А сердце полыхает как огонь…)

Ну, ладно… а потом я повзрослела…
И мне открылся весь жестокий мир…
Скиталась, голодала и болела…
Смотрела в окна городских квартир…

Я в этих окнах часто наблюдала…
Счастливые, в уюте, вечера,
А я как прокаженная страдала,
В молитвах не замерзнуть до утра…

Но зла на сердце вовсе не держала…
И днем сидела около дорог…
К прохожим, как родным своим бежала…
Что б кто-нибудь, хоть чем-нибудь помог…

Но в большинстве своем они меня пинали…
С таким презрением, мол, мерзость, отвали…
О, Господи! Да если бы вы знали…
Как сильно не хватает мне любви…

Как я мечтаю молча, на коленях…
Свернуться… замурлыкать и уснуть…
И тихо, прикоснувшись к вашей тени…
Ладони, как собака, вам лизнуть…

О, Господи… Да если бы вы знали…
Как много я уже пережила…
И если бы вы, люди так страдали…
Желая умереть, а я жива…

И слякоть, что в апреле мне по уши…
И голод, словно затяжной прыжок…
Изматывает, истязает душу…
А вы в меня бросаете снежок…

Смеетесь надо мной, как над игрушкой…
А я живая… я еще дышу!!!
Хочу уснуть на плюшевой подушке,
Что вы кладете на ночь малышу…

(Тут Брошка часто-часто задышала…
Как будто снова в тот момент перенеслась
И сердце еще больше задрожало,
А боль через края перелилась…)

А я прижалась к ней своей щекою…
Целую, Брошка, Брошка говорю…
По спинке глажу пестренькой рукою…
Любимую, бесхвостую свою…

Она так много-много рассказала…
Что мне и в 3х томах не написать…
Про площадь скользкую, что у вокзала…
Про то, как всех просила приласкать…

Про долгие, большие снегопады…
Про свой ночлег – растоленный сугроб…
Про сны свои, в которых с мамой рядом…
Про миски ржавые, что ставят у дорог…

Она такие мне открыла тайны,
Что кошка в сердце каждая хранит…
Как все бездомными становятся случайно…
И сколько в жизни боли и обид…

Она была со мной так откровенна…
Что было иногда не себе…
Все кошки в мире – жители Вселенной…
И временно они здесь, на Земле…

Она мне рассказала, что однажды…
Уйдет туда, где есть какой-то Свет…
Куда… когда…?! Да это и не важно…
Он ушла, и больше ее нет…

Ее я называла просто - «Брошка»…
Она всегда мурлыкала в ответ…
Она была бродячей, доброй кошкой…
Мы были с ней знакомы много лет…

[Dark angel 662]

САМАЯ ДОБРАЯ СКАЗКА

САМАЯ ДОБРАЯ СКАЗКА – Мир тебе, – ласково сказал Ангел, присаживаясь рядом с Котом на толстую ветку и стряхивая с неё снег. – Привет, – Кот приоткрыл зелёный глаз, лениво оглядел Ангела и отвернулся. Ангел спрятал под крыльями босые ноги и посмотрел вниз. Под ними лежал белый двор, полный смеха, визга, летающих снежков и скрипа шагов. – Высоко ты забрался, – сказал Ангел, оценивая расстояние до земли. – Зато сюда даже Сашкин снежок не долетит. Ангел понимающе кивнул и подобрал опущенные крылья. Помолчали.

 

 

– А ты что, за моей старушкой явился? – не поворачивая головы, спросил Кот. Голос его был такой же ленивый, но Ангел сразу увидел, как сгустилась вокруг него боль и тревога. – Нет, я ни за кем. – А! – Облачко тревоги поредело. – Она каждый день говорит, что скоро Ангел её заберёт, - счёл нужным объяснить Кот. – Видно, другой прилетит… Опять помолчали. Но, видимо, Кота всё же беспокоило присутствие Ангела, и он как можно равнодушнее спросил: – А ты сюда зачем? – Да так, отдохнуть присел. Парнишку одного в вашем городе от него же самого спасал. Ох, и трудная это работа! Теперь домой лечу. – Так ты, это… и от болезни можешь? – Смотря какая болезнь. Но многое могу. Хранитель я. – Так чего же ты тут расселся?! – взревел вдруг Кот. – А ну пошли!

И он рыжим вихрем слетел на землю. Ангел тихо приземлился рядом.

Старушка была такая худенькая, что Ангел не сразу разглядел её среди белых подушек. Глаза старушки были закрыты, а грудь ходила ходуном, заполняя всю комнату хрипом, свистом и всхлипами. Ангел наклонился над нею, положил на грудь белые крылья и стал что-то шептать – ласково и тихо. Пока он так стоял, Кот подбросил в печку дров, подвинул на плиту остывший чайник и поставил большую кружку с молоком, сыпанув в неё какой-то травы – готовил питьё для хозяйки. Когда Ангел разогнулся, дыхание старушки было ровным и тихим, впалые щёки порозовели. – Пусть поспит, – сказал он Коту. – Ослабла она сильно. Кот отвернулся и быстро вытер глаза. Старушка спала, а Кот и Ангел пили чай, и Кот всё подливал в свой чай сливки, а Ангел улыбался, глядя на него. – Я, наверное, останусь пока у вас, - сказал он, размешивая мёд, - Пока Михайловна не встанет. – А ты откуда знаешь, что она Михайловна? – Я же Ангел. Я и то знаю, что тебя Чарликом зовут. – Значит, вроде познакомились, – хмыкнул Кот. – А тебя как величать? – А у нас имён нет. Просто Ангел. Кот молча подвинул ему сливки и прихл-censored- из кружки.Тикали над столом ходики, трещали в печке дрова, за окном усиливался ветер.

– Вот ты спрашивал, зачем я высоко залез, – усмехнулся вдруг Кот. – Выходит, тебя ждал. – И задумчиво добавил, прислушиваясь к ветру: – Носки тебе связать надо. Что ж ты босиком-то по снегу?..

[тётя Глаша 48 695]

бобровый ДОм-2

Лесная служба США организовала прямую видеотрансляцию с инфракрасной камеры, установленной в бобровой норе на Аляске. По сообщению Лесной службы, лучшее время для того, чтобы смотреть на бобров - это период примерно с семи утра до семи вечера по местному времени (что соответствует периоду примерно с шести вечера до шести утра по московскому). К сожалению, изображение черно-белое, и бобры в норе в основном спят. Вот как выглядит телепередача из жизни бобров:

 

https://youtu.be/6cRlzdsAoCg

Изменено 14 июля, 2016 пользователем тётя Глаша

[Dark angel 662]

Кошки не ходят строем, у кошек нет документов.
Им не нужна прописка и даже билеты в кино.
Они сидят без работы или служат в числе агентов
Высших цивилизаций, но чаще им все равно.

Кошки не голосуют, рекламе они не верят,
Лукьяненко и Донцова для них не авторитет.
Кошки - это не люди, но кошки - это не звери,
Они - разумные монстры с весьма далеких планет.

Кошки масс не боятся и мыслят вполне свободно,
С корпоративной культурой кошкам не по пути.
Кошки всегда одеты, как кошки, а не как модно.
Навесьте ярлык на кошку - и кошка вам не простит.

Кошки не верят в бога, а если верят - то тайно,
И не в такого бога, в которого верим мы.
Все, что мы знаем о кошках, узнать удалось случайно,
Их мифы упоминают про ядерный свет зимы.

Но есть и у кошек слабость: им нравится чай в стакане -
Не пить чтоб, а любоваться, - заваренный крепко чай.
Они стучат телеграммы о стороже-ветеране,
Работающем на стройке: "Рекомендован в рай".

[Dark angel 662]

На остановке возле сквера,
Напротив шумного вокзала
собака.., брошена, наверное,
Или хозяев потеряла.
Берет с ладони осторожно
Все, что дадут; благодарит!
В глаза смотреть ей невозможно...
Приняв отсутствующий вид,
Все ждут, когда она исчезнет -
Ведь с глаз долой, из сердца - вон?
Густая шерсть уже облезла,
И бок до кожи опален.
Лежит под лавкой, что-то гложет -
То кость какую - то, то прут.
За всяким увязаться может
В надежде, что ее возьмут!
Но...возвращается упорно
Под эту лавку каждый раз,
Уронит в лапы свою морду,
А слезы катятся из глаз ...
Ошейник шее исхудалой
Уже не нужен, как и то,
Что ее верность опоздала,
По крайней мере, лет на сто.
Четыре лапы, хвост да уши -
Чем тут отбиться от камней?
Ей нужен дом и очень нужен
один из тысячи людей...
Все ограничится подачкой
Смахнув чего-то там со щек,
Ей скажут ласково :" Собачка,
Я завтра принесу еще..."

Ей не решить такого ребуса,
Иная мудрость ей дана:
На остановке ждут троллейбуса,
И лишь хозяина - она...

[Dark angel 662]

Ее я называла просто Брошка.
Она всегда мурлыкала в ответ.
Она была бродячей, доброй кошкой.
Мы были с ней знакомы много лет.

И Брошка рассказала мне однажды,
Что родилась на улице зимой.
Не знает точно где… да и не важно.
В коробке тесной, рваной обувной.

И первое, что все мы ощутили,
Вдохнув планеты этой кислород,
Мороз и ветер, холод как в могиле,
Хрустящий, острый, очень острый лёд.

И мамино мурчание с отдышкой…
Я помню все подробно до сих пор.
И эти, разноцветные, как вспышки,
Ну, как их называют…? Светофор?!

Потом обычно Брошка замолкала.
И так сидела несколько минут.
Наверное, детали вспоминала.
Еду, коробку, первый свой маршрут…

Глаза ее невольно закрывались
И Брошка продолжала говорить:
Мы к Маме носом сильно прижимались,
Нам всем хотелось жить… хотелось жить…

Коробку продувало словно сито.
Дырявое, сквозное решето.
Была она для всех ветров открыта,
Распахнута, как летнее окно.

Не знают люди про кошачьи слёзы…
Промёрзшие с хвоста и до ушей…
Крещенские суровые морозы…
Нас шестеро в коробке малышей…

Мы думали, что Мама так играла.
Крутила нас, вертела… А она
Шершавым языком нас растирала,
Чтоб насмерть не замучила зима…

Мы ели что попало… где придётся,
Объедки, мусор, кости, всякий хлам.
Короче, все, что только не найдется.
И то всегда делили пополам…

Я помню день, когда погибла Мама…
Дорога. Вечер. Холод. Тормоза…
Она тогда в отрытых, драных ранах
К коробке нашей тихо подползла…

И Брошка разревелась, как ребенок,
Уткнувшись мокрым носом мне в ладонь.
Она всего лишь маленький котенок,
А сердце полыхает как огонь…

Ну, ладно… а потом я повзрослела…
И мне открылся весь жестокий мир.
Скиталась, голодала и болела.
Смотрела в окна городских квартир…

Я в этих окнах часто наблюдала
Счастливые, в уюте, вечера...
А я как прокаженная страдала,
В молитвах не замерзнуть до утра.

Но зла на сердце вовсе не держала.
И днем сидела около дорог.
К прохожим, как родным своим бежала.
Что б кто-нибудь, хоть чем-нибудь помог...

Но в большинстве своем они меня пинали.
С таким презрением, мол, мерзость, отвали.
О, Господи! Да если бы вы знали…
Как сильно не хватает мне любви…

Как я мечтаю молча, на коленях
Свернуться, замурлыкать и уснуть.
И тихо, прикоснувшись к вашей тени,
Ладони, как собака, вам лизнуть…

О, Господи, да если бы вы знали…
Как много я уже пережила…
И если бы вы, люди так страдали,
Желая умереть, а я жива…

И слякоть, что в апреле мне по уши,
И голод, словно затяжной прыжок...
Изматывает, истязает душу...
А вы в меня бросаете снежок…

Смеетесь надо мной, как над игрушкой.
А я живая… я еще дышу!!!
Хочу уснуть на плюшевой подушке,
Что вы кладете на ночь малышу…

Тут Брошка часто-часто задышала…
Как будто снова в тот момент перенеслась
И сердце еще больше задрожало,
А боль через края перелилась…

А я прижалась к ней своей щекою.
Целую, Брошка, Брошка говорю.
По спинке глажу пестренькой рукою.
Любимую, бесхвостую свою...

Она так много-много рассказала,
Что мне и в 3-х томах не написать.
Про площадь скользкую, что у вокзала.
Про то, как всех просила приласкать.

Про долгие, большие снегопады.
Про свой ночлег – растопленный сугроб...
Про сны свои, в которых с мамой рядом…
Про миски ржавые, что ставят у дорог…

Она такие мне открыла тайны,
Что кошка в сердце каждая хранит…
Как все бездомными становятся случайно…
И сколько в жизни боли и обид…

Она была со мной так откровенна…
Что было иногда не по себе…
Все кошки в мире – жители Вселенной…
И временно они здесь, на Земле…

Она мне рассказала, что однажды…
Уйдет туда, где есть какой-то Свет…
Куда… когда…?! Да это и не важно…
Она ушла, и больше ее нет…

Ее я называла просто - Брошка…
Она всегда мурлыкала в ответ…
Она была бродячей, доброй кошкой…
Мы были с ней знакомы много лет…

Евгения Потемкина

[Dark angel 662]

Они не могут жить иначе!
(зоозащитникам, волонтёрам посвящается)

 

Они не могут, вы поймите!
Они не могут жить иначе!
Вы беззаботно, сладко спите,
А их сердца от боли плачут.

Непостижим, недосягаем
Сей мир святого благородства.
А мы лишь горечь подливаем
В их душ волшебные колодцы.

Реальность злит и возмущает
Зевак изнеженные ушки,
Когда вдруг пост инет взрывает,
В сеть ухнув правдой, как из пушки.

Вновь отвернётся кто-то молча...
Иной в порыве жутко смелом,
Пред всеми моралиста корча,
Отрежет: "Чушь! Займитесь делом!"

Они ж, забыв про сон и ужин,
Спасают вновь больную кошку...
И рой зевак обезоружен
Борьбой за жизнь не понарошку.

Стирая слёзы кулаками,
ТорЯт для нас к любви дорогу.
Господь их добрыми руками
Мир исправляет понемногу.

 

 

© Copyright: Наталия Филатова 2, 2017
Свидетельство о публикации №117080900575
https://vk.com/id202946061