Есть ли боги у Буддистов.

[Days 528]

Талла Дата 26.10.2008 - 16:05  Возможно из-за этого в данном разговоре мы разные.

Безусловно .

[Талла 141]

Сэмми Ш., это точно.

[Serdar 2]

Кошмар, я оказывается - буддистка...

А в Москве есть буддисткие храмы?

В Питере точно есть!

197228, Санкт-Петербург, Приморский пр. 91

Метро: "Старая деревня", "Черная Речка"

 

http://dazan.spb.ru/contacts/

 

Краткая история буддийского храма

 

Буддийский храм был построен в С.-Петербурге (в Старой Деревни на берегу реки Большой Невки) в 1909-1915 гг. Инициатором постройки выступил посланник XIII Далай-ламы ученый бурятский лама Агван Лобсан Доржиев (1853/54-1938). Одновременно с храмом в 1910-1916 гг. было возведено 4-х этажное общежитие для монахов и приезжих буддистов и служебный флигель (не сохранился). Архитектурный проект храма разработан студентом Института гражданских инженеров Н.М. Березовским и архитектором Г.В. Барановским (1909), взявших за образец тибетский соборный храм («цогчен-дуган»), который, однако, был подвергнут существенной европеизации в духе Северного модерна. Строительством руководили архитекторы Г.В. Барановский и Р.А. Берзен (на заключительном этапе), а также специально созданный комитет, в состав которого входили известные российские востоковеды и знатоки буддизма академики В.В. Радлов и С.Ф. Ольденбург, Ф.И. Щербатской, В.Л. Котвич, А.Д. Руднев, кн. Э.Э. Ухтомский, художники Н.К. Рерих и В.П. Шнейдер, а также автор утверждённого проекта Г.В. Барановский. Средства на постройку были отчасти пожертвованы Доржиевым и XIII Далай-ламой, отчасти собраны среди верующих в Бурятии и Калмыкии.

[ДАНИИЛА 6 489]

Serdar

 

Прочитала название темы и сразу твой ответ. Вот что получилось:

 

Есть ли Боги у Буддистов?

 

В Питере точно есть!

 

 

 

White9

Опять извиняюсь за ссылку, отвечая на подтекст названия темы: да и все остальное связанное с Буддой. Разногласия, по-моему, у нас возникают чаще от недоговорённости. Для меня всё, что подразумевают под религией (той или иной религиознойй системы), есть учение, основным учебником которой может быть Библия, Коран, Бхагавад Гита и т.д. или живой приемник или основатель, Мастер или Учитель по-другому. Но гораздо чаще под религией воспринимают культуру, обряды и проч. Если ты позволишь, я опять оставлю большой текст, относящийся к тибетской школе буддизма. Это краткое изложение учения без посвящения, т.е. азы Линии Дрикунг, с которой можно ознакомится в ссылке: http://drikung.ru/index.php?aid=2&sid=4&text_id=11

[ДАНИИЛА 6 489]

ГАМПОПА

(1079-1153)

 

 

Гампопа был учеником Геше Чьяюлвы. Он родился в Ньяле, в Южном Тибете, в роду Ньи. У его отца, Ньивы Лхардже, было четверо сыновей, Гампопа был третьим из них. При рождении ему дали имя Ньива Гунга. Даже в раннем детстве он был мягок и сострадателен, не ведал ни малейших проявлений гнева, обладал крепким телосложением и был искусен во всех играх и искусствах. К шестнадцати годам он начал изучать буддийские тантры и искусство врачевания. Он женился, и вскоре у него родился ребёнок. Однако и жена и ребёнок умерли от чумы. Потеряв близких, Гампопа отверг радости сансары.

 

Когда Гампопе исполнилось двадцать пять лет, он отправился в Дакпо Ронкар, где принял полные монашеские обеты от Кхенпо Лодана Шераба из Мар-юла, наставника Шераба Ньингпо из Шанг-Шунга и Джангчуба Семпы из Мите. Они дали ему имена Матикирти и Сёнам Ринчен. Геше Лодан Шераб передал ему учения Чакрасамвары традиции Сагкар. Кроме того, он изучил Винайю и другие учения под руководством Ча Друва Зинпы и получил множество устных наставлений линии преемственности практики. Изучая все эти учения, Гампопа осознал, насколько важна медитация.

 

Гампопа отправился в Центральный Тибет, где изучил учения Атиши под руководством Геше Ньютрумпы, Гья Чакри Гангкавы, Геше Чьяюлвы и других учителей. Он стал известным учёным и наставником. К этому времени Гампопа почувствовал необходимость уйти в отшельничество, чтобы заняться медитацией, и потому построил себе небольшой домик рядом с монастырём Сарка, возведённым его родителями. Всё необходимое доставляли из его владений. Он усердно занимался медитацией и мог оставаться в состоянии самадхи по тринадцать дней, уничтожая в себе семена желания и ненависти и все прочие грубые и тонкие клеши. Он почти не нуждался в сне, а когда всё же засыпал, получал знаки десяти уровней бодхисаттв, объяснение которых приведено в сутре Золотой Свет. Его не тревожили ни вши, ни другие насекомые, ни заразные болезни, он мог по пять дней обходиться без пищи. Посредством медитации Гампопа достиг переживания великого блаженства.

 

Однажды весной, оставив затворничество, Гампопа отправился на прогулку по окрестностям монастыря. Пребывая в медитации, он столкнулся с тремя нищими, которые о чём-то разговаривали между собой. Когда Гампопа сделал мудру подношения воды голодным духам, один из нищих сказал:

 

— Мы самые бедные люди в этой округе. Вот бы нам не работая раздобыть пищу и питье. Вот было бы здорово!

 

Второй нищий ответил:

 

— Взялся загадывать желание, так уж не ограничивай себя едой. Пожелай лучше стать царём, как Цеде из Тибета.

 

Третий нищий сказал:

 

— Даже Цеде однажды умрёт, счастье его недолговечно. Раз уж загадываешь желание, так пожелай стать великим йогином, как Миларепа. Вот уж кому не нужны ни мирская пища, ни одежда. Дакини поят его нектаром, он ездит на снежном льве и летает по небу. Вот уж чудо, так чудо!

 

Едва Гампопа услыхал имя Миларепы, как волоски на его теле стали дыбом, слёзы набежали на глаза, и он ощутил необычайную преданность, не похожую ни на одно из тех чувств, которые ему приходилось испытывать доселе. На мгновение он даже оцепенел, но через некоторое время вернулся в свою хижину с намерением вознести семичастную молитву, которая была тогда его основной практикой. Приступив к молитве, он однако обнаружил, что ум его пребывает в чрезвычайно рассеянном состоянии. "Что со мной?" – недоумевал Гампопа. Долго он сидел на своей подушке для медитации, пока все внешние явления не растворились в пустоте. Вся вселенная предстала перед ним как проявление ума. "Должно быть, теперь я научился видеть умы всех живых существ", – подумал он тогда. После вечерней медитации он снова вернулся на то место, где накануне видел трёх нищих.

 

— Где тот великий йогин, о котором вы говорили? – спросил Гампопа.

 

— В Гунгтханге, что в Манг-юле, – ответили нищие. – Имя его - Миларепа. Учитель его – Марпа Лоцава, который учился у славного Наропы.

 

— Какие учения даёт этот лама? – спросил Гампопа.

 

— Он учит Шести Йогам Наропы, – отвечали нищие. – Мы сами-то его не видели, однако многие идут к нему за учениями.

 

— Что же в нём особенного?- спросил Гампопа.

 

И они отвечали:

 

— Хотя многие люди стремятся увидеть Миларепу, порой им так и не удаётся его отыскать. Одни видят его как белую ступу, другие как Будду Шакьямуни — столь явственно может он проявляться в различных обликах.

 

— А где он живёт? – спросил Гампопа.

 

— Он живёт в горах Ньянам и Дрин, – отвечали нищие.

 

— Если я решу отправиться туда, сможете ли вы проводить меня? – спросил Гампопа.

 

— Ты так молод, – сказали они. – Нам не угнаться за тобой, так что просто ступай в том направлении, а когда придёшь в Латё, тебе не составит труда отыскать Миларепу, его там каждый знает.

 

Тогда Гампопа поднёс им множество овощей и другой пищи. Той ночью перед сном он взывал к Трём Драгоценностям, а во сне увидел, как дует в огромную трубу, звуки которой разносятся по всей земле. И в самом деле, люди заметили, что во всём Центральном Тибете нет трубы больше, чем его. Затем в небесах появился огромный барабан , и никто его не поддерживал. А когда Гампопа ударил в него, раздался чудесный звук. Многие дикие животные услышали его, и многие люди собрались вокруг него. И тогда появилась женщина в одежде, какую носят в Южном Тибете, и молвила:

 

— Ударь в барабан так, все чтобы услышали. — Женщина протянула Гампопе чашу из черепа, наполненную молоком, и сказала: Отдай животным.

 

— Животных так много, этого молока не хватит на всех, – заметил Гампопа.

 

— Тогда выпей его сам, – сказала она, – это принесёт благо не только животным, но и всем живым существам шести миров. Я же ухожу на запад.

 

Позднее, разъясняя этот сон, Гампопа говорил: "Тех, кто не является подходящим сосудом для передачи наставлений, нужно обучать постепенному пути к просветлению. Люди в моём сне символизируют таких существ, а дикие животные – практикующих в отшельничестве. Они будут опираться на учения Махамудры и методы Миларепы (то есть, внезапный путь)." В дальнейшем Гампопа убедился в верности своего сна.

 

Гампопа продал свои угодья за четыре меры золота и отправился в Западный Тибет на поиски Миларепы. У Милы было много учеников: Ньишанг Репа, Лоро Речунг, Гомтхак Джодор, Себан Тончунг, Меконг и Конггур. Ньишанг Репа сказал Гампопе: "Миларепа знает, что ты придёшь, и согласился принять тебя в ученики. Подожди здесь несколько дней и не проявляй нетерпения. Ты увидишь его в своё время". Он наказал Гампопе расположиться под скалой. В конце концов за Гампопой прислали, и он увидел Миларепу на валуне в окружении учеников. Гампопа совершил множество простираний и поднёс Миларепе золото и чай.

 

— Это золото и я несовместимы. Оставь его себе, оно пригодится тебе в затворничестве, – ответил Миларепа и возвратил золото Гампопе. Затем он спросил: - Как твоё имя?

 

Гампопа ответил:

 

— Сёнам Ринчен (Драгоценная Заслуга).

 

Миларепа повторил имя Сёнам трижды и молвил:

 

— Слово "заслуга" говорит о великих накоплениях, а слово "драгоценность" – о твоей значимости для всех живых существ. Затем Мила спел песню и молвил: - Таково моё приветствие тебе, наставник из Центрального Тибета.

 

Гампопа собрал дров и сложил их в своей пещере, он дал одну меру золота своим благотворителям Кёнчог Бару и Баръе, попросив их приносить ему еду, пока он будет пребывать в затворничестве. Затем он попросил Миларепу дать ему учения.

 

— Получал ли ты прежде какие-нибудь учения или посвящения? – спросил Миларепа.

 

— Я получил четыре посвящения Гухьясамаджи, Хеваджры и чудесные благословения Дагмемы, учения Луипы, чудесные благословения Ваджраварахи с Шестью Украшениями от ламы Лодрё из Мар-юла и множество посвящений от других лам, – отвечал Гампопа. Он также поведал учителю о своём тринадцатидневном переживании самадхи, на что Миларепа рассмеялся.

 

— Ха, – сказал он, – масло можно добыть, только отжимая горчичные зёрна, но не песок. Поэтому практикуй мои учения туммо и ты увидишь истинную природу ума. Тибетцы не разрешали Атише учить тантрам.

 

— У кадампы (традиция Атишы) есть много тантрийских учений, – возразил Гампопа.

 

— Да, там есть тантрийские учения, – отвечал Миларепа, – но нет сущностных наставлений. Хотя в каждой практике медитации в полной мере присутствуют стадии зарождения и завершения, всё же это всего лишь аналитическая медитация. При практике постепенного пути медитация отсутствия индивидуального "я" обладает лишь относительной ценностью. Практикуй медитацию пути метода (то есть, внезапный путь).

 

Тогда Гампопа получил учения туммо, испытал ощущение жара и через семь дней добился ясного видения пяти дхьяни-будд. Когда он поведал об этом Миларепе, учитель промолвил:

 

— Если скосить глаза, можно увидеть две луны — твой опыт недалёк от этого. Так обычно случается, когда овладеваешь элементом ветер. Это не хорошо и не плохо. Продолжай медитировать.

 

"Хотя лама и не сказал, что это хорошо, я, тем не менее, чувствую радость", – подумал Гампопа и стал ещё усерднее заниматься медитацией.

 

Однажды, три месяца спустя, Гампопа увидел, что вся вселенная вращается подобно колесу. Он пустился бежать, но упал и на какое-то время потерял сознание. Когда он пришёл в себя, то сказал Миларепе:

 

— Ветра левого и правого каналов вошли в центральный канал.

 

Миларепа ответил:

 

— Это не хорошо и не плохо. Продолжай медитировать.

 

В другой раз, ранним утром, Гампопа увидел несметное множество Ченрезигов, восседающих на лунных дисках. Они заполняли собой всё пространство. Когда он поведал об этом Миларепе, учитель ответил:

 

— Это произошло из-за увеличения бинду (жизненной энергии) в верхней чакре, колесе великого блаженства. Это не хорошо и не плохо. Продолжай медитировать.

 

В сумерках Гампопа увидел ад Чёрных Линий и почувствовал, как сердце его разрывается на части. Энергия его пран усилилась. Когда Гампопа поведал об этом Миларепе, учитель ответил:

 

— Это произошло потому, что ты слишком сильно затянул пояс для медитации. Ослабь его и удерживай восходящую прану. Это не хорошо и не плохо. Продолжай медитировать.

 

В следующий раз Гампопа увидел небесных существ из шести сфер мира страстей; ливни нектара струились из высших миров в низшие. Он также увидел свою мать, погибающую от жажды.

 

— Ливни нектара возникают из-за увеличения бинду в правом и левом каналах горловой чакры. А жажду своей матери ты увидел потому, что нижний конец центрального канала был открыт. Тебе нужно проделать определённые йогические упражнения и медитировать ещё месяц, – сказал Миларепа и объяснил Гампопе особый йогический метод.

 

Выполняя эту практику, Гампопа начал плакать, всё его тело дрожало, он не мог сдерживать себя. Он было подумал, что мары воздвигли препятствие на его пути, но Миларепа сказал:

 

— Сердечная чакра переполнена бинду. Регулярно выполняй йогические упражнения, которые я тебе дал. Эти знаки не несут ни хорошего, ни плохого.

 

После этого Гампопа почти перестал нуждаться в пище.

 

Однажды Гампопа увидел лунное затмение: серп луны был тонок, как конский волос. Праны правого и левого каналов соединились в центральном канале.

 

— Это не хорошо и не плохо, – сказал Миларепа.

 

Гампопа продолжал усердно заниматься медитацией и увидел лик Красного Хеваджры. Когда он сказал об этом Миларепе, учитель ответил:

 

— Концентрация красного бинду, полученного тобою от матери, усилилась у пупка. Это не хорошо и не плохо.

 

После этого Гампопа напряжённо медитировал и однажды увидел контуры мандалы Чакрасамвары традиции Луипы. Миларепа сказал:

 

— Нижняя чакра переполнена бинду. Это не хорошо и не плохо.

 

Гампопа усердно занимался в течение одиннадцати дней и однажды ночью почувствовал, что его тело заполняет собою пространство. От верхней чакры до пят он был полон живыми существами шести миров — многие из них пили молоко, а некоторые звёздную влагу. Доносились прекрасные звуки, но никто не мог сказать, откуда они исходят. Утром, когда Гампопа ослабил пояс для медитации, видение исчезло. Когда он поведал об этом Миларепе, учитель ответил:

 

— Ветер направляет бинду в немыслимое количество каналов тела. И этот ветер вот-вот превратится в ветер мудрости.

 

Затем Миларепа передал ему немирские учения (реализацию состояния Ваджрадхары).

 

Гампопа усердно занимался и однажды увидел, что вся страна Дрин утопает в дыму. После полудня тьма вокруг него сгустилась. Он даже не мог разглядеть дорогу, ведущую к ламе, и ему пришлось двигаться наощупь, как слепцу. Миларепа сказал: "Сядь рядом со мной, помедитируй и успокойся". Он дал Гампопе благословения, которые разрушили преграды. Так темнота рассеялась.

 

Однажды ночью в видении Гампопа увидел, что его тело на уровне поясницы лишено плоти, а кости покрыты сплетениями каналов. Миларепа сказал:

 

— Твои каналы шероховаты, и потому ты должен медитировать, дабы сделать их гладкими.

 

Гампопа занимался целый месяц и увидел лики Семи Будд Медицины. В то время он мог вдыхать и выдыхать всего лишь один раз в день. Когда он закончил созерцать праны, видение исчезло. Ранним вечером, когда Гампопа медитировал, удерживая прану, он увидел поле будд беспредельной самбхогакайи и испытал блаженство, наполняющее эту сферу. Когда он отпустил энергию пран, наступили сумерки. Думая, что во время медитации, должно быть, создал себе помехи, он принялся подносить мандалу и читать молитвы.

 

На заре, удерживая энергию пран, Гампопа увидел лики тысячи будд, окружающих Шакьямуни. Когда на рассвете он отправился к Миларепе, чтобы поведать о своих переживаниях, тот ответил:

 

— Теперь ты видел божество-йидама, а также сферы самбхогакайи и нирманакайи. Вскоре ты увидишь сферу дхармакайи. Отправляйся в Центральный Тибет и займись практикой медитации. Я разрушил все прежние опасные препятствия. Теперь ты ступаешь на опасный путь ясновидения, он также полон преград. Когда ты достигнешь ясновидения, ты встретишься с коварным марой по имени Сын Божеств. Очень важно сохранить в тайне ясновидение и все те сиддхи, которых ты достиг. Обычно высшие существа недосягаемы для этого мары, и поскольку ты – высшее существо, тебе придется хранить свою тантрическую практику в тайне. Ты принесёшь благо многим живым существам, а потому пусть вокруг тебя соберутся ученики.

 

Гампопа спросил:

 

— Когда же наступит подходящий момент для того, чтобы начать давать учения последователям?

 

И Мила ответил:

 

— Когда увидишь истинную природу ума и утвердишься в ней. Проверь, можешь ли ты послать свою прану через кончики пальцев рук. Если сумеешь это сделать, значит, ты полностью прошёл опасный узкий путь ветра.

 

Той же ночью Гампопа насыпал на камень кучку пыли и, поднеся к ней кончики пальцев, стал заниматься практикой удержания праны. В полночь пыль поднялась в воздух и закружилась, словно подхваченная вихрем. Утром Гампопа рассказал об этом Миларепе, и тот ответил:

 

— Ты стал мастером практики ветра, теперь твои праны направлены в нужные каналы, и потому тебе больше нет надобности оставаться здесь со мной. Ты обретёшь чудесные силы, видения, а также обычные и особые сиддхи, тебя нарекут бхикшу Ваджрадхрик Джамбудвипакирти (Всемирно Известный Ваджрадхара).

 

Затем Миларепа дал Гампопе все посвящения, учения и благословения, которыми обладал, и молвил:

 

— Теперь возвращайся в свою страну и занимайся практикой. Не водись с теми, кто излишне отравлен тремя ядами, ибо ты можешь попасть под их влияние. Есть существа, исполненные гнева, они осыпают оскорблениями и проклятиями других людей и Дхарму. В уме таких существ ненависть пылает как огонь. Возьмём, к примеру, змею. Хотя у неё нет ни ног, ни крыльев, всё же своим сильным гневом она способна вселить страх во многих. Когда человеком овладевает гнев, он в каждом видит врага. А если человек жаден — жаден настолько, что готов собирать булыжники и копить всё, что когда-нибудь сможет ему пригодиться, он переполнен жгучим желанием, как кипящая вода – жаром. Существа, которые не понимают, что это время следует посвятить медитации ради постижения совершенной сути, которые полагают, что невозможно достигнуть состояния будды за одну жизнь, и не стремятся развивать в себе бодхичитту, непременно скатываются на путь шраваков. А те, кто отказывается от особых методов, впадают в нигилизм, опутанный невежеством. Поэтому не имей дел с такими людьми. Если ты заговоришь с ними, они сперва спросят тебя о твоём учителе и учениях, которые ты изучаешь. Если ты скажешь им правду, они придут в ярость, возненавидят учения и учителя, откажутся от любой попытки заниматься практикой и переродятся в низших мирах. Так из-за тебя другие накопят плохую карму. Поэтому не водись с людьми, отравленными тремя ядами.

 

— Человек, соблюдающий самайю, не должен оставаться вместе с шраваками более семи дней. Он должен быть бдителен, как птица или раненый лесной зверь. Будь чист, спокоен, сострадателен и добр ко всем существам, освободись от умопостроений. Проводи время в тиши уединения, медитируй, не поднимаясь с места. Не оставляй своего ваджрного учителя (ламу), даже если достигнешь состояния будды. Делай всё возможное, дабы преуспеть в очищении и накоплении (благих возможностей). Стремись избегать малейших пагубных деяний, даже если достигнешь совершенного понимания причинно-следственной связи. Не прекращай практики четырёхчастной гуру-йоги, даже если к тебе придёт ощущение нераздельности медитации и состояния по её окончании. Не порочь Дхарму и людей, даже если достиг состояния равностности себя и других.

 

Затем Гампопа отправился в Центральный Тибет и, медитируя в Севалунге и Гелунге, осознал суть природы ума и смысл напутственных слов ламы. "Словно возвращаешься домой, – думал он, – никаких усилий". И он понял тогда, что это его последнее перерождение в сансаре. Медитация дала ему правильный взгляд на вещи. Это было подобно возвращению потерянного владельцу. Он полностью осознал великую доброту ламы и с того дня более не испытывал в практике ни взлётов, ни падений; он ничего не принимал, ничего не отбрасывал, и у него не осталось никаких сомнений.

 

Когда Гампопа медитировал в местечке Суп, ему приснилась женщина, перерезавшая горло своему сыну. "Пресеки цикл перерождений", – кричала она. Тело мальчика скатилось вниз с горы. С тех пор Гампопа больше не видел снов и, засыпая, всегда ощущал Ясный Свет.

 

Впоследствии Гампопа говорил: "Я потратил много времени, дабы привести свой ум в состояние равновесия, и мне пришлось упорно трудиться, но для вас медитировать будет не так сложно, ибо у вас есть наставления пути глубоких методов. Это линия преемственности Кагью благословенна, как никакая другая. Если последователи Кагью будут усердно медитировать, многие из них преуспеют на этом пути. Дабы уничтожить преграды, применить учения, преуспеть в практике медитации, достаточно выполнять глубокую гуру-йогу, практику Махамудры и туммо".

 

Затем Гампопа семь лет медитировал в Рёлке. Множество людей собралось там, они приносили Гампопе груды подношений, которыми он щедро делился с местными жителями. Летом он отправился в горы Оде Кунггьял. Однажды, в предрассветные сумерки, он услышал голос с небес: "Для бодхисаттвы пренебрегать обетом приносить благо живым существам, – произнёс голос, – значит совершить падение". Гампопа решил было оставить эти места, дабы избегнуть падения, как вдруг перед ним предстал человек в царских одеждах и короне. Громадное бирюзовое ожерелье украшало его шею. Он пообещал, что будет заботиться о Гампопе, если тот останется в горах. "Если ты всё же решишь уйти, – молвил незнакомец, – отправляйся в Дагла Гампо, там живёт мой сын, он сможет позаботиться о тебе. Я небесный голодный дух, – продолжал он, – и, хотя у меня нет ни малейшего желания причинять вред другим существам, многие страдают из-за меня. Я сознаюсь во всех своих злодеяниях. Прошу тебя, позволь мне принять прибежище и обет бодхисаттвы". Гампопа дал ему метод очищения, основанный на четырёх силах, а также учения о развитии сострадания, прибежище, обеты личного освобождения, обет бодхисаттвы и наставления по Махамудре. Получив учения, дух растворился в пространстве, словно радуга.

 

Далее Гампопа отправился в Дагпо, предполагая провести в затворничестве двенадцать лет. Он построил домик в Санглунге и надеялся достичь такого состояния, при котором можно будет получать всю необходимую пищу посредством превращения элементов. Неожиданно незнакомая женщина, перепачканная пеплом, с тремя павлиньими перьями в руках предстала перед ним и молвила: "Гораздо важнее способствовать процветанию учений, нежели уходить в длительное затворничество".

 

Несколько дней спустя Геше Гьялва Чунгцанг Чен пришёл к Гампопе вслед за Геше Ньякнаком Марпо. Вскоре вокруг Гампопы собралось более шестидесяти учеников. Дав этим ученикам учение, Гампопа снова стал подумывать о затворничестве. Однако из У, Цанга и Кхама к нему прибыло столько учеников, каждый из которых был подходящим сосудом для передачи наставлений, что он был вынужден остаться, дабы передать им учения. За короткое время к Гампопе прибыло огромное число учеников. Они достигли реализации учений, совершенного владения каналами и пранами, а также обрели шесть видов ясновидения. Прежде чем принять помощь, его ученики всегда проверяли, не пришла ли она из одного из восьми нечистых источников (не были ли подарки украдены и т.п.). Они постоянно медитировали, не прерываясь даже на отдых и сон, и освоили двенадцать видов аскетических практик.

 

Эта цитата взята из книги "Великие учителя Кагью"

[ДАНИИЛА 6 489]

http://dhamma.ru/canon/index.html

 

Буддийские тексты из палийского канона. (Типитака)

 

Для начальных интересов предлагаю обобщающий топик с другого форума.

 

Измененный буддизм.

 

Гаутама был красивым, одаренным и состоятельным молодым человеком, имел жену, ребенка, но вдруг в 29 лет он почувствовал великую неудовлетворенность жизнью.

 

Он бросил жену и сына и пошел жить в пещеру. В Индии некоторые были склонны верить, что знание и сила достигаются крайним аскетизмом, постом, отказом от сна и самоистязаниями и Гаутама решил проверить на себе действенность этих представлений. Испытывал он себя, испытывал и хлопнулся в обморок. Очнувшись, он понял всю очевидную нелепость методов аскетизма и самоистязания в деле постижения истины. Гаутама удивил и напугал своих коллег по самоистязанию, попросив у них еды и отказавшись дальше заниматься умерщвлением плоти. Ему стало ясно: какой бы ни была истина, ее нужно постигать здоровым разумом в крепком теле.

 

Ученики покинули Гаутаму, а Гаутама сел на землю под огромным деревом на берегу реки, хорошо поел, и вдруг чувство ясного и всеобъемлющего прозрения пришло к нему. И он побежал к людям, чтобы поделиться своим откровением с ними. Отсюда пошло первое правило буддизма - думай на полный желудок. А с голоду в голову может прийти только всякая ерунда типа самоистязания и умерщвления плоти.

 

Гаутама нашел своих учеников и пять дней разговаривал с ними, и спорил, и

убеждал их. Когда же он накормил своих учеников вкусной пищей, они приняли его откровение и объявили его Буддой. Отсюда второе правило буддизма - сначала накорми, а потом учи.

 

Потом Гаутама (уже Будда) и его воспрянувшие духом после обильной пищи

ученики основали нечто вроде Академии в Бенарисе. Они построили для себя

хижины, и постепенно вокруг них стали собираться последователи, пока их не

набралось около шестидесяти человек. Сезон дождей они проводили в беседах с Гаутамой, оставаясь в своем поселении. А когда дожди заканчивались, ученики расходились по стране, и каждый проповедовал учение так, как сам его понимал.

 

Основополагающее учение Гаутамы (Будды) отличается простотой и доступностью и целиком гармонирует с представлениями сегодняшнего мира. Причина всех несчастий и неудовлетворенности жизнью заключается в неутолимом эгоизме.

 

Страдания, учит Будда, причиняют страсти человека, его ненасытное вожделение.

 

Пока человек не преодолеет все виды личных вожделений, его жизнь будет

беспокойной, а конец - печальным. Существует три главные формы, которые

принимает жажда жизни, и все они злы по своей природе. Первая - это стремление потакать своим чувствам, чувственность. Вторая - стремление к личному бессмертию. Третья - поглощенность житейскими заботами, мирская суета.

 

Только преодолев эти преграды - иначе говоря, перестав жить для себя,

человек может рассчитывать на то, что его жизнь станет безмятежной. Когда

эти страсти укрощены и больше не управляют жизнью человека, когда его "я"

исчезло из его помыслов, тогда он достигает высшей мудрости, нирваны,

умиротворения души. Нирвана не означает, как думают некоторые, прекращения существования. Это прекращение суетных устремлений человека, которые неизбежно делают жизнь порочной, несчастной или наполненной невыносимым страданием.

 

Но самоотречение должно быть полным. С точки зрения Гаутамы, опять-таки Будды, страх смерти и стремление к бесконечному продолжению своей ничтожной жизни столь же преходящи, уродливы и порочны, как похоть, алчность или ненависть.

 

Религия Гуатамы, естественно - Будды, настроена крайне отрицательно к

аскетизму, для буддизма это - не более чем попытка приобрести силу через

преодоление боли.

 

Буддийский Восьмеричный путь содержит в себе глубокую мудрость.

Первый из них - правильные взгляды. Гаутама, конечно же - Будда, подвергал основательной проверке все представления и идеи. Гаутама, без сомнений - Будда, отрицал общепринятую в Индии веру в переселение душ. Можно было бы привести здесь его трактат с критическим анализом этого суеверия о бесконечно длящемся существовании индивидуальной души, но кому надо - тот сам найдет.

 

Нам же главное понять - Будда, который раньше был Гаутамой, камня на камне не оставил от этой глупой теории о переселении души в которую могут верить только умственно отсталые.

 

Следующим за правильным пониманием идут правильные устремления: природа не терпит пустоты, и если низменные желания должны быть искоренены, то другие стремления должны поощряться - любовь и служение другим, желание совершать и оберегать правосудие и т.п. Буддизм был нацелен не на искоренение, но на изменение стремлений. Преданность науке и искусству, стремление улучшить жизнь людей находятся в согласии с основными целями буддизма.

 

Следующие три пункта - правильная речь, правильное поведение и правильная жизнь - не нуждаются в специальном пояснении.

 

На шестом месте в списке идут правильные усилия. Гаутама, вне сомнений - Будда, не терпел добрых намерений с небрежным исполнением. Ученик должен был постоянно критически анализировать свое духовное продвижение.

 

Седьмой элемент пути, правильный образ мыслей - это постоянная защита от

соблазна отдаться личным переживаниям или желанию прославиться своими делами или неделанием.

 

И завершает Восьмеричный путь правильное блаженство. Этот пункт направлен против бесцельных экстазов посвященных, безумных радений и других глупостей.

 

Во многих важных аспектах ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ БУДДИЗМ отличается от всех религий. Это была, в первую очередь, религия поведения, а не религия празднеств, обрядов и жертвоприношений. Буддизм Гаутамы, ставшего Буддой, не строил храмов, не совершал жертвоприношений, не имел священнослужителей или жрецов. Не знал он и какой-либо теологии. Буддизм не принимал и не отвергал реальности многообразных и зачастую комичных богов, которым в то время поклонялись в Индии. Он прошел мимо них.

 

Но с самого начала учение Гаутамы-Будды понимали неправильно. Как показал собственный опыт Гаутамы, легче убежать от этого мира, чем от себя самого.

 

Гаутаму, во многом Будду, ожидала та же участь, что и многих основателей

религий. Его не самые здравомыслящие ученик превратили Будду в некое

диво в своем стремлении произвести впечатление на внешний мир. Они уже

не называли Гаутаму Гаутамой, только Буддой. Они расписывали его подвиги и чудеса, им совершенные. Конечно, трудно поверить, что отцом Будды был простой смертный. Нет же! Он был зачат чудесным образом, когда его мать увидела во сне белого слона. Будда и сам в одном из своих предыдущих перерождений был белым слоном с шестью бивнями, которые он великодушно пожертвовал бедному охотнику и даже помог ему отпилить эти бивни. Да они просто забыли в своем фанатизме, что Будда (неужели Гаутама?) порицал веру в переселение душ. Более того, вокруг Будды (и не был он Гаутамой) выросла своя теология. Выяснилось, что он был богом. Он был одним из последовательности божественным существ - Будд. Кстати, это было еще в VI столетии до Христа. Обратили внимание, - как все похоже? Там тоже родился мальчик, которого назвали Иисус, но вместо белого слона, был Дух, от которого зачала мама... Там тоже унизили папу-Иосифа, приписав маме Иисуса измену с неким непонятным Духом...

 

В III веке до нашей эры к буддизму пришли власть и богатства. Маленькие

хижины, в которых жили учителя общины Гаутамы (или Будды), уступили

место основательным монастырским строениям. Учение Гаутамы (все забыли, что так изначально звали Будду), обрастая искажениями и наполняясь вариациями брахманзма и эллинизма, распространялось по Индии все возрастающим числом учителей в IV и III веках до нашей эры. И, как и везде, буддизм получил свое влияние вовсе не благодаря Гаутаме (вроде бы так звали Будду), но благодаря правителям. Чандрагупта Маурья (умер около 293 года до н.э.) увидел в буддизме союзника против брахманов и кастовой системы. Он встал на сторону буддистской общины и постоянно поощрял проповеди буддийского учения. Чандрагупте наследовал его сын, а ему на смену пришел Ашока (правил приблизительно в 268-232 годах до н.э.), один из величайших монархов в истории человечества.

 

После того, как Ашока позавоевывал все, что смог (владения Ашоки простирались от Афганистана до современного Мадраса) а пророк напророчил ему, что в следующей войне его войско потерпит поражение, а самого Ашоку обезглавят, он объявил, что отныне он будет стремиться покорять страны не войной, а проповедью религии. Остаток своей жизни Ашока посвятил распространению буддизма по всему миру. Пророк, вообще-то был буддистом, но как удачно он все напророчил... История не сохранила имя человека, которой напугав Ашоку, стал по сути инициатором действий Ашоки по растространению буддизма. И Ашока так успешно его распространил, что уже про Ашоку начали складывать легенды.

 

И даже столетия спустя после смерти самого Ашоки, про него все еще придумывали, придумывали, придумывали... Сказку про Ашоку - главу общества двенадцати неизвестных слышали? Ну вот...

 

Ашока направил миссионеров распространять учение по всему миру - в Кашмир, на Цейлон, к Селевкидам, к Птоломеям. Двадцать пять лет Ашока неустанно трудился, распространяя учение и развивая страну, и добился невероятных для того времени успехов. Но значительные пожертвования Ашоки в пользу буддизма в конечном счете стали причиной его (Ашоки) упадка, так как они привлекали в общину много неискренних и корыстолюбивых последователей. Но все исследователи согласны, что широкое распространение буддизма в Азии обусловленно главным образом Ашокиными миссионерскими усилиями.

 

Но что случилось с буддизмом сегодня??? Тибет в наше время - это буддистский регион, однако Гаутама, случись ему вернуться на Землю (увы, невозможно это...), мог бы исходить его вдоль и поперек в напрасных поисках своего учения. Он увидел бы на троне самый что ни на есть древний тип человеческого правителя, царя-бога - далай-ламу, "живого Будду". Гаутама обнаружил бы огромный храм в Лхасе, с многочисленными жрецами, служителями и ламами, - а ведь сам он строил только хижины и не назначал жрецов. По всей этой буддистской стране он обнаружил бы множество любопытных приспособлений, вращающихся ветряных и водяных барабанов, на которых начертаны короткие молитвы. Каждый раз, когда совершается поворот такого барабана, как он узнал бы, это засчитывается за молитву. "Кому?" - наверное, спросил бы он. Вполне возможно, что его озадачила бы надпись на многих алых полотнищах - "Ом мани падме хум", "жемчужина в лотосе". Каждый всплеск полотнища - тоже молитва.

 

Некоторое время после Ашоки буддизм процветал в Индии. Но брахманизм, с его многобожием и бесконечным разнообразием культов, чувствовал себя не менее уютно, а организация брахманов становилась все более могущественной. А потом брахманы всерьез занялись буддизмом и к XI веку, кроме общины в Ориссе, буддийское учение перестало существовать в Индии. Как, удивитесь вы, а тысячи и тысячи буддистов по всему миру, а загадочный Тибет, а далай-лама, наконец???

 

Все это есть, только нет в этом буддизме учения Гаутамы, который раньше

не был буддой, у которого были вполне земные папа и мама, была жена, был сын... И который как раз ушел от золота, царствования, дворцов в поисках истины, которая открылась ему на сытый желудок под сенью дерева.

[Талла 141]

ИДЕАЛ БУДДИЗМА

на это словосочетания у меня две реакции

 

первая похожа на то, что на просторах инета описывается как "пацсталом" или "ржунимагу"

вторая - ступор, который наводит меня на мысль - может это коан?

 

 

честно говоря статья не говорит о буддизме НИЧЕГО существенного, кроме некоторых(весьма скудных) культурно-исторических данных

 

рекомендую как альтернативу мой реферат "Философия дзен-буддизма":

реферат сдавала два раза на первом и на шестом курсе по предметам соответственно культурология и религиеведение

 

все книжки указанные в библиографии читала , реферат писала сама

План

 

 

 

Вступление.....................................................................................2

 

Эгоизм или любовь к себе?...........................................................3

 

Исторические факты......................................................................4

 

Дзен – философия или религия?..................................................5

 

Искусства.........................................................................................8

 

Коаны...............................................................................................9

 

Дзен и психология..........................................................................9

 

Заключение.....................................................................................10

 

Литература......................................................................................13

 

 

Философия дзен-буддизма

 

 

Вступление

 

“Жизнь – это факт, не требующий никакого объяснения. Объяснить – это значит извиниться за то, что мы живем. Жить – разве этого не достаточно? Так давайте же тогда жить и утверждать. Именно здесь дзен предстает перед нами во всей своей чистоте и наготе.” Т.Д. Судзуки “Основы дзен-буддизма”

Удивительно, но именно благодаря своей направленности на внутренний мир человека буддизм заслужил со стороны европейской философской и религиозной мысли весьма внушительный список столь же хлестких, сколь и безосновательных квалификаций: “религия усталости” (О.Шпенглер), “корыстная магия” (С.Н. Трубецкой), “религия эгоизма” (В.С.Соловьев). Такой искаженный взгляд на буддизм коренится, вероятно, в присущей европейцам склонности рассматривать все не европейские философские и религиозные доктрины через призму греческой метафизики, подспудно перестраивать их по “греческой модели” и затем хулить построенное. По меткому замечанию африканского антрополога П’Битека такой взгляд является родом “интеллектуальной контрабанды”, которую европейские ученые привносят во все не европейские культуры, подспудно переделывая их в соответствии со своими ожиданиями и страхами. Вследствие чего, например, применительно к исследованиям в области африканистики, африканские религии становятся в большей своей части творениями самих исследователей африканских религий. В контексте романтического пафоса психоанализа можно сказать, что европейский взгляд на буддизм - зачастую “проекция” европейской философии, облеченная в буддийские термины. Так, В.С.Соловьев анализировал буддизм, исходя из сомнительной посылки, что буддизм похож на христианство и заведомо ему противопоставлен: “Христианство не отрицает реальности жизни, а потому способно развивать и цивилизовать общество. Буддизм признает жизнь майей(призраком), поэтому общество, его принявшее, не может развиваться и цивилизоваться, а неизбежно вырождается, чему служит примером та же Индия. Христианство стремится к жизни, буддизм - к смерти. Учение Христа - истинный альтруизм, а буддизм - олицетворение, возведение в идеал эгоизма. Идеал буддизма - человек равнодушный к добру и злу, человек кремень, ибо только такой человек не творит себе ни хорошей, ни злой кармы, не желает жить, признавая жизнь надоевшим призраком, и уходит в нирвану”. Очевидно, что, помимо латентного шовинизма, в данном высказывании присутствуют все печальные следствия такой “проекции” или “контрабанды”, следствия дуалистического понимания не-дуалистичной буддийской философии, среди которых: приписывание буддизму дуалистического противопоставления майя-нирвана (в то время, как в буддизме декларируется нераздельное единство майи и нирваны, пустоты и “таковости”), навязывание буддизму противопоставления альтруизм-эгоизм, который невозможен здесь, поскольку личное совершенствование в нем признается залогом и началом совершенствования мира.

Здесь, как и в высказываниях целого ряда европейских мыслителей, буддийской личности инкриминируется паразитический солепсизм и “равнодушие” к добру и злу, которые ошибочно относятся в поле действия категории “майя”, в то время как буддизм конституирует как майю лишь “фиксированность” или, скорее, “зацикленность” человеческой психики на разделении мира на хорошее-плохое, правильное-неправильное, доброе-злое, я и не-я. “Иллюзорность” майи не подразумевает отсутствия самой “иллюзорной” реальности, добра и зла, но подразумевает особый способ мыслить реальность как нечто разрозненное, “разделенное” и не признавать (на уровне переживания реальности) единства всего сущего. Если вообще имеет смысл упоминать об эгоизме в контексте буддизма, то понимать эгоизм следует совершенно иначе. Как? “Каким бы это ни казалось противоречием, но мне кажется, что глубочайшие духовные переживания могут случиться лишь в те мгновения, когда эгоизм становится таким полным, что выходит за собственные пределы, как бы “выворачиваясь наизнанку”, - отмечал в этой связи А.Уотс, знаменитый американский востоковед, в чьих книгах буддизм впервые предстал в подлинности своего обаяния, которого ему так не доставало в ригористичном русле академической традиции. Итак, утверждает А.Уотс, для того чтобы стать просветленным, нужно раствориться в море внимания к себе, и тогда эгоизм трансцендирует собственные границы.

 

Эгоизм или любовь к себе?

 

Понятие любви, примененное к самым разным объектам, не вызывает возражений, однако существует повсеместное убеждение, что любить других добродетельно, а любить себя грешно. Считается, что чем больше я люблю себя, тем меньше я люблю других, что любовь к себе – то же самое, что эгоизм. Это мнение в западной культуре зародилось давно. Но если любить себя дурно, стало быть альтруизм – добродетель?

Здесь следует указать на логическую ошибочность утверждения, будто любовь к другим и любовь к себе исключают друг друга. Если любовь к ближнему как представителю рода человеческого – добродетель, а не порок – ведь и я принадлежу к роду человеческому. Нет такого понятия о человеке, которое не включало бы меня. Любая доктрина, провозгласившая мое исключение из этого понятия, оказалась бы противоречивой. Библейский завет “Люби ближнего как самого себя” предполагает, что уважение к собственной целостности и уникальности, любовь к себе и понимание себя неотделимы от понимания другого человека, уважения и любви к нему. Любовь к самому себе нераздельно связана с любовью к другому существу. Что ж, такого рода “эгоизм” вы можете обнаружить в дзен-буддизме. Виктор Гюго говорит: “Чтобы подняться к Богу, нужно погрузиться внутрь”, а по словам Ричарда Сент-Виктора: “Если ты хочешь познать Божественные тайны, познай тайны собственного духа”.

 

Исторические факты

 

Уже в III в. до н.э. буддизму удалось распространиться на значительные территории. Во времена легендарного царя Ашоки, который объявил себя покровителем буддизма, учение начало обретать некие стройные теоретические очертания. К началу нашего тысячелетия в некогда монолитном течении буддизма отчетливо проявились два влиятельных направления: махаяна(большая колесница спасения) и хинаяна (малая колесница спасения). Каждое из этих направлений по-своему видело религиозный путь, причем, как это нередко случается, расхождения, поначалу казавшиеся непринципиальными и контекстно-зависимыми, с течением времени оформились в жесткие мировоззренческие кодексы, если не враждебные друг другу, то по крайней мере не слишком дружественные.

Хинаяна сделала акцент на своего рода “соборности”, на деятельности религиозной общины, третьей из “трех драгоценностей”, сконцентрировалась на монашеском делании и воплотила общественный и религиозный идеал в фигуре отшельника-архата, разбившего мирское и плотское на всех фронтах, за исключением, быть может, своего физического присутствия в мире.

Махаяна, напротив, манифестировала ярко выраженную демократичность, благословив доступ в нирвану не только отшельников и монахов, но также и мирян, привнеся красоту и утонченную чувственность в практику учения и даже в его теорию. Очевидно, именно этот “демократизм” стал основной причиной более широкого распространения махаяны и даже, возможно, в соответствии с принципом “подобное к подобному”, обусловил несомненное доминирования махаянистских течений буддизма в современном западном мире. Примечательно, что экспансия буддизма хинаяны происходила в южном и юго-восточном направлениях, в то время как махаяна распространилась преимущественно на север. При этом экспансия махаяны оказалась несколько более культурно плодотворной, ибо породила такие интереснейшие и самобытные направления религиозно философской мысли, как ламаизм в Тибете, чань-буддизм в Китае, дзен-буддизм в Японии. Любопытно, что именно эти направления оказались наиболее актуальными для европейской культуры ХХ века; показательно, что первый буддистский монастырь за пределами Азии, в Тасаджара-Спрингс (Калифорния), был дзенским монастырем. Именно этой непосредственной актуальностью в контексте современности и обусловлен несомненный акцент на буддийских текстах именно махаянистского толка.

Таким образом, при знакомстве с буддизмом, которое переросло в полноценную "встречу" лишь в ХХ веке, а точнее, в период после Второй мировой войны, парадоксальным образом простимулировавшей интерес к духовному наследию Востока, Запад неявно выбрал между хинаяной и махаяной в пользу последней, причем, не прекратив на этом процесс деятельного знакомства, сделал дзен-буддизм подлинным баловнем интеллектуальной и духовной элиты. Помимо неотразимой ясности и броской парадоксальности самой доктрины, среди важнейших причин такого лидерства можно назвать, во-первых, привлекательность дзенских искусств (в частности монохромной живописи и каллиграфии), в силу их созвучности эстетическим и методологическим установкам новейших постмодернистских школ живописи и кинематографа, а во-вторых, проявившийся задолго до эпохи литературо-центризма интерес к дзенским антиномиям, коанам и мондо.

 

Дзен – философия или религия?

 

В буддизме ни теория, ни схоластика не в чести. В отличие от западной, восточная традиция всегда предпочитала пространным объяснениям императив “приди и возьми”, иначе говоря, практику - теории.

Что же в учении школы дзен (кит. чань) обеспечило этой ветви буддизма такое влияние? Как и большинство буддийских школ, дзен утверждал медитацию как средство достижения состояния творческой озаренности, просветления, "разума будды" (яп. сатори) и постижения абсолютной реальности. Как и в ряде конкурирующих буддийских школ, в дзен постулируется, что все живые существа обладают потенциальной возможностью достичь реализации, то есть стать просветленными, поскольку обладают "природой будды". Таким образом западному "nobody is perfect" противопоставлено восточное, дзенское "everybody is perfect". Разумеется было бы наивно понимать эту декларацию всеобщего потенциального совершенства как следствие того, что Ортега-и-Гассет называл "совершенством глупости". Здесь имеется в виду нечто совсем другое, а именно - равенство людей в их "изначально чистой природе", которая реализуется через "буддовость" каждой монады. Важнейшим следствием этого глубоко укорененного в дзен-буддизме постулата является поведенческая стратегия, основанная на деятельном, активном доверии к себе. Стратегия глубоко чуждая "бдительному недоверию" христианства, центрированной вокруг идеи априорной греховности человеческого рода.

При этом в дзен предполагается, что предельная истинность бытия, а также и просветление как таковое, не могут быть исчерпывающе описаны в конвенциях человеческого языка (поскольку “понятное” описание всегда подразумевает “общий” опыт), иными словами, не могут быть сведены к вербальным структурам, поскольку находятся вне оппозиционного поля субъект – объект и чужды всякому бинарному оппозиционированию, без которого ничто вербальное вообще не может быть построено. Таким образом, в дзен опыт абсолютного может быть описан только via negativa, “через отрицание” того, чем он не является. Однако, несмотря на свою ярко выраженную апофатичность, дзен-буддизм не может быть понят как нигилизм или же эзотерическое учение, поскольку круг “посвященных” не противопоставляется кругу “непосвященных”, а локальные комплексы ценностей, специфичные для дзен буддизма, не противопоставляются ценностям других культурных и религиозных общностей (что в свою очередь оставляет широкое поле возможностей для диалога мировоззрений и даже “двоеверия”). Казалось бы, с философско-догматической точки зрения, буддизм как буддизм. И все же, завораживает и, возможно, настораживает именно факт необыкновенной ориентированности его на творчество. И, несомненно, имеет смысл поискать объяснения тому удивительному симбиозу, который образовал дзен-буддизм с культурными практиками множества непохожих друг на друга эпох.

Несмотря на то, что по устоявшейся традиции о дзен-буддизме принято говорить как о религиозно-философской системе, религиозная компонента, в ее традиционном понимании, в нем проявлена достаточно неярко. Сакрализируя все, дзен не сакрализирует ничего. И хотя в дзен-буддизме не отрицается существование абсолютного, в нем, однако, нелегко обнаружить признаки всякого рода набожности в их западном понимании; с другой стороны, дзен-буддизм в равной степени чужд и атеизму, и агностицизму. В области отправления культа, дзен-буддизм также представляет собой концепт, подразумевающий множество диаметрально противоположных интерпретаций.

Действительно, в дзенских монастырях могут быть обнаружены изображения будд, патриархов, бодхисаттв и других существ, чей культ сложился в рамках буддизма. Однако примеры, во всем многообразии поставляемые нам дзенской культурой, свидетельствуют против того, чтобы делать этот факт аргументом в пользу культового назначения подобных артефактов и регистрировать поползновения к “классическому” культу. Возможно здесь вспомнить расхожую дзенскую поговорку: “Глиняный будда не переплывет реку, бронзовый будда не переправится через плавильный котел, деревянный будда не пройдет через огонь”. С другой стороны, спорадические всплески иконоклазии, эпатирующее поведение дзенских “безумцев” нисколько не могут быть приняты как свидетельства в пользу отсутствия культового лика многоликого дзен-буддизма.

Правильнее было бы считать дзенскую стратегию не сакрализации сакрального стратегией депрофанационной, связанной с наступлением на религиозный формализм. Шокирующее манкирование дзенских монахов традиционным формам духовной жизни свидетельствуют, в первую очередь, в пользу того, что дзен-буддизм отрицает искусственность и нарочитость.

Таким образом, можно сказать, что мастера и патриархи дзен снабдили свое детище мощными профанационными фильтрами. Показательна дзенская история о мастере Дзесю, который, заметив как один монах отвесил почтительный поклон Будде, ударил того по щеке. “Разве то, что я совершил не похвально?” - спросил ученик в понятном недоумении.“Похвально, - ответил учитель, - но лучше обойтись без похвального”. Таким образом, непризнание культово-ритуальной модели религиозного самовыражения в дзен-буддизме можно расценивать как превентивное средство, направленное против того, что Ф.Ницше назвал неизбежной “денатурализацией” ценностей в процессе их развертывания в религиозной культуре.

Примечательной особенностью дзенской религиозности является отсутствие “комплекса проповедника” с его интенцией на перманентную пропаганду. Дзен ведет себя более, чем скромно, поскольку в дзен предполагается, что “ищущим”, который “обрящет”, становятся по велению души и без посторонней помощи. Между тем скептическое отношение к религиозной пропаганде, которое имеет место в дзен, может быть понято отчасти и как следствие глубоко укорененной в дзенской ментальности восточной максимы “бесполезно показывать золото кошке”. Дзенский канон при этом подчеркнуто индивидуалистичен даже на общем фоне индивидуалистичности эгоцентрированного буддизма.

Эта индивидуалистичность со всей неизбежностью приводит к двум следствиям: индивидуальный путь спасения рассматривается в дзен-буддизме как приватная и непосредственная забота личности, но не религиозной общины, причем к индивидуальному пути здесь не приложим “общий аршин”, то есть всякий человек является в некотором смысле “посторонним” по отношению к субъекту религиозной практики именно с той точки зрения, что он не может и не в праве квалифицировать процесс индивидуализации как “правильный” или “неправильный”, “замедленный” или “чересчур бурный”. Известное исключение в данной связи представляет собой структура учитель-ученик, существование которой, как свидетельствуют наблюдения, несколько смущает интеллектуальных европейцев, в целом симпатизирующих дзен, но привыкших до всего доходить своим и только своим умом. Однако, дзен-буддизм указывает на ее вспомогательный характер. Что же касается тех, кто, по меткому замечанию Нэнэна Сэнзаки, “сделал религию своей профессией”, то индикатор отношения в данном случае в дзенской литературе колеблется между “негативно” и “необязательно”.

Следствием таких установок дзен-буддизма стало понимание религиозной практики дзен-буддизма как деспецифированной, то есть такой, которая может быть реализована не только через традиционную теоцентрированную деятельность (такую, например, как молитвословие), но и через любой другой вид деятельности, при условии, что он будет осуществляться искренне, бескорыстно и с полной самоотдачей, то есть будет теоцентрирован de facto. В этом отношении показательны четыре дзенских принципа чайной церемонии тю-но-ю, которая признавалась одним из наиболее действенных для мирян способов практики буддизма. Свое весьма лаконичное выражение они нашли в девизе “вакэй-сейдзяку” (гармония, почтительность, чистота, спокойствие),и, по мнению некоторых исследователей, эти принципы могут быть поняты как инвариантные буддийскому учению. Коль скоро мерилом успешности религиозной практики является сам практикующий эгоист (ведь “нирвана” это не территория, но, скорее, состояние души), не существует общих рецептов “как стать просветленным”. Существуют лишь общие принципы рецептуры. В дзен-буддизме всякие универсальные рецепты понимаются как утопические, поскольку предполагается, что человек сам возлагает на себя бремя ответственности за усовершенствование своего эгоизма, то есть за направленность и наполнение процесса своей индивидуализации, причем еще находясь на стадии выбора форм и методов религиозной практики.

 

Искусства

 

Среди “дзенских искусств”, особо выделявшихся в эпоху наибольшего расцвета дзен-буддизма как равнозначные непосредственной дзенской практике, помимо чайной церемонии следует отметить также искусство фехтования, каллиграфию, монохромную живопись и поэзию, которая несмотря на нарочитое презрение дзен-буддизма к любого рода знаковости, понималась как одна из наиболее мощных сабститутов практики благодаря присущей этому роду практики перцептивности. Очевидно, что такой взгляд на литературу дзен-буддизм унаследовал от своего китайского предтечи. Формирование этого взгляда в Китае принято датировать началом XI столетия. В это время среди аристократов и интеллигенции бытовала формула “чань ши вэй” (“У чань и у поэзии один и тот же вкус”). “Если ортодоксальный буддизм объявлял бытие нереальным, а любую светскую активность бесплодной, то чаньская трактовка основных мировоззренческих проблем отличалась явно выраженным творческим импульсом. Земной, человеческий, конкретно-жизненный, порой фривольно-чувственный характер чаньской поэзии пробуждал в свое время у многих поэтов интерес к мировоззренческой платформе этого учения”, - отмечал болгарский исследователь чань-буддизма Ацев. Однако эта влюбленность поэтов в чань-буддизм не избежала взаимности – довольно скоро чань-буддизм полюбил поэзию; “Возникла и обратная связь, когда актуальные для творцов поиски воздействовали на характер чаньского творчества. В результате этого взаимодействия китайская литературная традиция ХII-ХIII веков стала рассматривать поэзию как средство духовного самоуглубления и философского осмысления мира”.

Следует отметить, что японская культура, унаследовав вместе с китайской иероглификой и китайскую литературную традицию, чувствительную к буддизму, пошла по пути заострения основных буддийских и, в частности, дзенских мотивов. В то время как среди дзен-буддийских идей, воспринятых японской культурой вместе с китайской традицией буддизма, особое место занимает сконцентрированность творческого импульса на природе как универсальной и a priori естественной системе. Следует отметить, что природа в японском искусстве – источник естественной красоты и, что важнее, - организм, обладающий не узко семиотическим, но полным, самостоятельным бытием.

Впоследствии такие воззрения на природу в дзенской культуре выкристаллизовались в принцип “соотнесенности”, который можно определить как принцип гармонического соотнесения нормативного, целостно – семиотического космоса культуры с ее природным космосом. Принцип соотнесенности нашел особо плодотворное применение в области архитектуры и садово-паркового искусства, а также в живописи и искусстве икэбана, где экологические идей ненасильственности, естественности, умеренности составляли основу всякого праксиса.

 

Коаны

 

Помимо формирования определенных привычек путь духовного обучения или формирования состоит из метода коанов. Под коаном понимаются парадоксальные вопросы, выражения или действия мастера. Согласно Судзуки, эта парадоксальность составляет самую суть этих вопросов, предлагаемых обычно в форме анекдотов – в качестве темы для медитации. На первый взгляд кажется, что предложение подобных вопросов для медитации означает предвосхищение окончательного результата и что содержание медитации ввиду этого будет предопределено, подобно иезуитским упражнениям или некоторым медитациям йогов, субстанция которых определяется задачей, предложенной учителем. Коаны, однако, настолько разнообразны, настолько двусмысленны и, сверх того, настолько ультрапарадоксальны, что даже эксперты остаются в полном неведении относительно того, что может возникнуть в качестве приемлемого решения. Более того описания опытов настолько неясно, что ни в одном случае невозможно ощутить какой-либо бесспорной рациональной связи между коаном и опытом. Так как правильность ответа ни в коем случае не может быть доказана логически, можно предположить, что метод коанов не накладывает ни малейшего ограничения на свободу духовного проявления и что конечный результат поэтому проистекает не из чего иного, как из индивидуальной установки ученика. Полное разрушение рационального интеллекта, преследуемое этой тренировкой, создается благодаря почти совершенному отсутствию сознательной установки; то есть существующая, но невоспринимающая психологическая диспозиция, которая не что иное как отсутствие установок. То, что бессознательная природа студента противопоставляет учителю или коану в качестве ответа, проявляется как сатори. Дзен отличается от всех других философских и религиозных медитационных практик принципом отсутствия установки.

 

Дзен и психология

 

Единственное движение в нашей культуре, которое частично понимает, или, по крайней мере, должно понимать эти усилия, - это психотерапия. Взята в целом, психотерапия есть диалектическое взаимоотношение между врачом и пациентом. Это диалог между двумя духовными целостностями, в которых мудрость является просто орудием. Цель же его – трансформация; не предопределенная, единственным критерием которого является исчезновение “ясности”. Никаких попыток со стороны врача форсировать события. Максимум, что он может сделать, - это облегчить путь пациента к достижению позиции, которая будет противоположна последнему сопротивлению к решающему опыту. Если знание играет немаловажную роль в нашей западной процедуре, это эквивалентные важности традиционной духовной атмосферы буддизма в дзене. Дзен и его техника могут существовать лишь на базе буддийской духовной культуры, и она является его предпосылкой. Адепты дзена – не выходцы из невежества и бескультурья. Даже у нас нередка ситуация, когда необходимо прежде развить сознательное эго и сознание, способное к пониманию, при помощи терапии, а лишь затем думать об уничтожении “ясности” или рационализма. Психотерапевт, однако, серьезно размышляющий над вопросом о цели терапии, не может оставаться равнодушным, видя к каким крайним результатам направлен восточный метод духовного исцеления, то есть делания целостным. Хорошо известно, что эта проблема серьезно занимала наиболее смелые умы Востока на протяжении более чем двух тысяч лет, и что в этом отношении были развиты такие методы и философские доктрины, перед которыми бледнеют все наши западные попытки в этом направлении. Наши попытки - за некоторыми исключениями – останавливались или на магической (мистерии - культы, среди них и христианство), или на интеллектуальной (философы от Пифагора до Шопенгауэра) стадиях. Только духовные трагедии Гете(Фауст), Ницше(Заратустра) – зарницы прорыва тотального опыта в наше западное полушарие. И мы даже не знаем сегодня, что же эти, наиболее обещающие из всех продуктов европейского духа могут в действительности означать, насколько они перекрывают всю материальность и очевидность нашего сформированного греками духа(гений греков означает прорыв сознания в материальность мира, посредством которого была обворована его изначальная сказочность). Хотя наш интеллект развит почти до совершенной способности орла увидеть мельчайшую мышь с огромной высоты, его сковывает притяжение земли, и сансара вовлекает его в мир иллюзий, если он не обратит по крайней мере один глаз внутрь, чтобы найти того, кто ищет добычу.

 

Заключение

 

Подводя итоги, можно сказать, что дзен-буддизм предполагает, что только в процессе духовного самосовершенствования личности, которое, как уже говорилось, понимается как своего рода трансцендирующий эгоизм, как священная индивидуализация, мало зависящая от форм практики, паттерны культуры самоявляются и манифестируют себя в своей самотождественности и чистоте и, таким образом делают возможным подлинное, не формальное и не профанное понимание культурной и религиозной традиции. В конечном счете любая практика, а не только практика элитарных искусств, если только эта практика не противоречит буддийским заповедям, признавалась в дзен-буддизме достойной и необходимой. Основным наполнением буддизма, как и творчества в дзен-буддизме, виделось движение от хилотропного (то есть ориентированного на материю) модуса сознания, ангажирующего “разделение” мира в утилитарных целях, к холотропному (то есть ориентированному на целостность) модусу сознания. Однако насколько такое движение в действительности необходимо? Однажды дзенский мастер Сэкида Кацуки предпринял попытку ответить на этот вопрос: “в повседневной жизни наше сознание непрестанно занято работой, охраняющей и осуществляющей наши интересы. Оно превратилось в утилитарное мышление – и рассматривает все вещи в мире как множество своих орудий; по словам Хайдеггера, оно относится к ним “в контексте оборудования”, то есть рассматривает все объекты в контексте возможного их использования. Как следствие, человек начинает смотреть “в контексте оборудования” также и на самого себя. Подобный способ отношения к себе и к миру ведет к механическому мышлению, которое при некоторых условиях может привести к развитию душевных заболеваний. Дзен ставит своей целью устранение этого искаженного взгляда на мир, а дзедзен (медитация) есть средство для осуществления данной цели.”

Таким образом, любой полнокровный процесс творческого становления личности, предполагающий отсутствие механического, инженерного взгляда на мир через противопоставление ему вдохновенного, творческого взгляда художника виделся в дзен-буддизме как сотериологический и с другой стороны, любой сотериологический процесс рассматривался здесь как полноценное творчество. Возможно в такой дзен-буддийской позиции коренится примечательная продуктивность исследований, направленных на отыскание дзен-буддийских мотивов в творчестве западных гениев, в результате которых в целом выясняется, что чем одареннее личность, тем больше дзен-буддизма в ее творчестве. Такой нехитрый вывод с легкостью может быть подтвержден цитатами и сопоставлением идей и концепций вне зависимости от того знал ли сам гений (будь то Торо, Малер, Рогир ван дер Вейден, Селинджер, Гете, Эмерсон, Дали, Рильке, Блейк или Пруст) о существовании буддизма или нет.

Если вам нечего создавать, возможно, вы создадите себя. Дзен показывает, как много “становление целым” значит для Востока. Переполненный загадками дзен, возможно и укрепит позвоночник трусливого европейца или даст ему очки, благодаря которым он из своей “унылой норы в стене” сможет насладиться, по крайней мере, проблесками духовного опыта, который до сих пор был скрыт для него в тумане(христианства). Это само по себе неплохо для тех запуганных, которые будут эффективно защищены от дальнейшего разрушения так же, как и от всего значительного, полезной идеей самовнушения. Не стоит недооценивать духовную глубину Востока или же предполагать какую-либо дешевость в дзене. Усердное обучение в этом случае – меньшая опасность, так как в дзене, к счастью, нет этих восхитительных необычных слов, как в индийских культах. Дзен также не играет с усложненной техникой хатха-йоги, посеявшей в европейцах фальшивую надежду на то, что духовность может быть достигнута сидением и дыханием. Напротив, дзен требует интеллигентности и силы воли, как все великие вещи, желающие стать реальными.

Естественно напрашивается вывод о том, что в своей сердцевине дзен-буддизм имеет весьма отдаленное касательство к тому, что в буддологии имеет формальное определение дзен-буддизма. И что принципы дзен по сути своей не специфичны, но универсальны. Деспецифировав и религиозную и художественную практику в один и тот же час, дзен-буддизм открывает нам еще один из своих “открытых секретов”: не следует отделять красоту от истины, добро от красоты, а красоту от добра, поскольку между ними, как, впрочем, и между всеми остальными вещами во Вселенной, просто нет границ.

 

Литература:

 

1. Э.Фромм “Искусство любить” С-Петербург, изд. “Азбука”, 2002 г.

 

2. “Буддизм. Четыре благородных истины” изд.“Эксмо-пресс” Москва, “Фолио” Харьков 1999 г. :

 

3. Т.Д.Судзуки “Основы дзен буддизма”

 

4. К.Г.Юнг “Предисловие к книге Т.Д,Судзуки “Основы дзен буддизма””

 

5. Я.В.Боцман “Эгоизм вывернутый наизнанку”

 

 

думаю это даст более качественное представление о буддизме

 

 

таблица в конце статьи кстати дельная, только почему она основана на принципе отрицания, типа - не существует?

[Days 528]

Талла

Так чему учит философия дзен-буддизма?

[Талла 141]

а зачем кого-то чему-то учить? может дать возможность наконец научиться?

и разве этим занимается какая бы то ни было философия?

ну если только учит размышлять - это я о философии вообще

привет))

[Serdar 2]

Талла

За подводным миром можно наблюдать следующим образом:

- с берега сквозь толщу воды,

- плавать с аквалангом,

- попытаться стать рыбой.

Ваш реферат - это наблюдение с берега, следовательно он подходит только для таких же наблюдателей.

Для подавляющего большинства людей в России (не считая бурятов и калмыков), буддизм - это хлопок одной ладонью.

[Талла 141]

как мне кажется православные - тоже наблюдатели в данном случае, так почему нет? даже если с Вами согласиться

 

а насчет себя не соглашусь, т.к. я психотерапевт)), а зачит мутант - аквалагист+рыба касаемо не только буддизма, на берегу в последнюю очередь, практики хватает

для меня это вполне реальные вещи

[Days 528]

Так и не ответила, ну и ладно.

[ДАНИИЛА 6 489]

Days

Так и

не ответила, ну и ладно.

 

Ну, почему же? Ответ прозвучал. Просто ты пока не в состоянии его был услышать по мере твоего посвящения. Дзен-буддисты в своих коанах ставят неразришимые задачи для ума, то есть ставят ум в тупик, останавливая его и совершая тем самым слияние сознания с божественностью. В христианстве это именно так и называется - не моя воля, но твоя, господи, не мой ум, а твоё знание, господи. Это когда мысли о себе исчезают, и ты видишь (осознаёшь) только безличностный процесс игры. Чтобы было немного более понятнее, поясню на примере, который приводила сегодня в ответе на вопрос реинкарнации желаний или самореализации.

 

Вот, к примеру, сама жизнь создаёт условия, в которых рождается желание. К примеру, ты у родителей наблюдаешь жизнь, в которой что-то не "срослось", не исполнилось. В тебе, в реализованном теле-уме возникает желание не жить так, как живут родители или возникает желание реализовать то, что им не удалось и что затронуло в душе тебя и стало теперь твоим. Это желание ничьё по существо. Оно родилось из наблюдения, к примеру, за тем, что есть у других и чего тебе хотелось бы иметь. Но и у "других" оно родилось тоже просто из условий жизни. Здесь нет ничего личностного, а есть только условия, предпосылки для реализации или воплощения. Когда, к примеру, все эти игры в сознании становятся неинтересными или мелкими, возникает желание всё из тех же учений о боге или предпосылок, условий, чтобы знать в себе последнее - божественность. Вот тогда христиане говорят о воле бога или желании слияния с ним. А это означает - услышать в себе этот безличностный процесс рождения желания и его воплощения, когда личность из процесса исчезает и остаётся именно безличностный процесс возникновения желания и его воплощения. Это происходит в сознании и высвобождении некоего себя от всех "грехов" или человеческих желаний. В дзен-буддизме есть коан, который ставит перед умом задачу - услышать хлопок одной ладони или УСЛЫШАТЬ божественность, то есть, то, что ты не можешь услышать умом в разделении мира божественного на моё, как две "мои ладони" и одной божжественной длани. Это возможно лишь тогда, когда остаётся в сознании ОДИН. И этого одного ты никак не назовёшь. Потому как если есть не один, тогда есть бог и некое ты. Но когда внутри ты слышишь хлопок одной ладони, это есть слияние в едитнстве или божественности.

 

По-моему, христианину такие знания не помешают.

[Талла 141]

Так и не ответила, ну и ладно.

ну не знаю, что ответить - да все тому же - любви ко всему что нас окружает, терпению, смирению, мудрости, вниманию, мужеству, искренности...

[Days 528]

Талла

Вот что Даниила написала тому и учит данная философия, то есть, ЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯ говоря, простым языком гордыне.