Мой любимый Маяковский

[ДАНИИЛА 6 541]

 

Маяколюблю. Посвящение Маяковскому и его поэмам

 

 

Как солнце под кожу, светило моё
Сверлом прогрызается в ости,
Вживляя прививкою скатами зло,
Вращает бессмертные кости.

В их полости встроены все провода
Вселенского звёздного штаба,
Просвета могучего бьющийся луч 
Пронзает границы масштаба.

Сурово и ясно ликует струна,
Спиной презирая все порты,
И светом любви насыщается глаз,
Вливая то море в аорты.

Само откровение - песнь Маяка,
Коленно вошедшего в плазму,
Его отторгает приливом волна,
Смывая конечность к оргазму.

Готова та ось в море смертью уйти,
Просторы о том оглашая,
И этим дыханьем вселенской груди
Всю память в соитьи сжигая.

Люблю во весь голос, снимая штаны,
Звоня во все дыры на флейте,
Летающий труд под призыв - хорошо -
Громадами чтите и блейте!

Закончена речь перед взрывом в ничто
Стекает пятном бутоньерка 
И клад разлетается в тысячу эр,
Как сломанная этажерка.

Изменено 30 июля, 2017 пользователем ДАНИИЛА

[ДАНИИЛА 6 541]

У тебя случаем нет автобиографии Маяковского?

 

 

http://v-v-mayakovsky.ru/books/item/f00/s00/z0000001/st002.shtml

 

или здесь

 

Я сам / Автобиография

ТЕМА

Я-поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном — только если это отстоялось словом.

ПАМЯТЬ

Бурлюк говорил: у Маяковского память, что дорога в Полтаве,- каждый галошу оставит. Но лица и даты не запоминаю. Помню только, что в 1100 году куда-то переселялись какие-то "доряне". Подробностей этого дела не помню, но, должно быть, дело серьезное. Запоминать же — "Сие написано 2 мая. Павловск. Фонтаны" — дело вовсе мелкое. Поэтому свободно плаваю по своей хронологии.

ГЛАВНОЕ 

Родился 7 июля 1894 года (или 93 — мнения мамы и послужного списка отца расходятся. Во всяком случае, не раньше). Родина — село Багдади, Кутаисская губерния, Грузия.

СОСТАВ СЕМЬИ

Отец: Владимир Константинович (багдадский лесничий), умер в 1906 году.

Мама: Александра Алексеевна.

Сестры:

а) Люда.

б) Оля.

Других Маяковских, по-видимому, не имеется.

1-е ВОСПОМИНАНИЕ

Понятия живописные. Место неизвестно. Зима. Отец выписал журнал "Родина". У "Родины" "юмористиче ское" приложение. О смешных говорят и ждут. Отец ходит и поет свое всегдашнее "алон занфан де ля по четы ре". "Родина" пришла. Раскрываю и сразу (картинка) ору: "Как смешно! Дядя с тетей целуются". Смеялись. Позднее, когда пришло приложение и надо было действительно смеяться, выяснилось- раньше смеялись только надо мной. Так разошлись наши понятия о картинках и юморе.

2-е ВОСПОМИНАНИЕ

Понятия поэтические. Лето. Приезжает масса. Красивый длинный студент-Б. П. Глушковский. Рисует. Кожаная тетрадища. Блестящая бумага. На бумаге длинный человек без штанов (а может, в обтяжку) перед зеркалом. Человека зовут "Евгенионегиным". И Боря был длинный, и нарисованный был длинный. Ясно. Борю я и с читал этим самым "Евгенионегиным". Мне ние держалось года три.

3-е ВОСПОМИНАНИЕ

Практические понятия. Ночь. За стеной бесконечный шепот мамы и папы. О рояли. Всю ночь не спал. Свербила одна и та же фраза. Утром бросился бежать бегом: "Папа, что такое рассрочка платежа?" Объяcнение очень понравилось.

ДУРНЫЕ ПРИВЫЧКИ

Лето. Потрясающие количества гостей. Накапливаются именины. Отец хвастается моей памятью. Ко всем именинам меня заставляют заучивать стихи. Помню специально для папиных именин:

Как-то раз перед толпою

Соплеменных гор...

"Соплеменные" и "скалы" меня раздражали. Кто они такие, я не знал, а в жизни они не желали мне попадаться. Позднее я узнал, что это поэтичность, и стал тихо ее ненавидеть.

КОРНИ РОМАНТИЗМА

Первый дом, вспоминаемый отчетливо. Два этажа. Верхний — наш. Нижний — винный заводик. Раз в году-арбы винограда. Давили. Я ел. Они пили. Все это территория стариннейшей грузинской крепости под Багдадами. Крепость очетыреугольнивается крепостным валом. В углах валов-накаты для пушек. В валах бойницы. За валами рвы. За рвами леса и шакалы. Над лесами горы. Подрос. Бегал на самую высокую. Снижаются горы к северу. На севере разрыв. Мечталось — это Россия. Тянуло туда невероятнейше.

НЕОБЫЧАЙНОЕ

Лет семь. Отец стал брать меня в верховые объезды лесничества. Перевал. Ночь. Обстигло туманом. Даже отца не видно. Тропка узейшая. Отец, очевидно, отдернул рукавом ветку шиповника. Ветка с размаху шипами в мои щеки. Чуть повизгивая, вытаскиваю колючки. Сразу пропали и туман и боль. В расступившемся тумане под ногами — ярче неба. Это электричество. Клепочный завод князя Накашидзе. После электричества совершенно бросил интересоваться природой. Неусовершенствованная вещь.

УЧЕНИЕ

Учила мама и всякоюродные сестры. Арифметика казалась неправдоподобной. Приходится рассчитывать яблоки и груши, раздаваемые мальчикам. Мне ж всегда давали и я всегда давал без счета. На Кавказе фруктов сколько угодно. Читать выучился с удовольствием.

ПЕРВАЯ КНИГА

Какая-то "Птичница Агафья". Если б мне в то время попалось несколько таких книг — бросил бы читать совсем. К счастью, вторая — "Дон-Кихот". Вот это книга! Сделал деревянный меч и латы, разил окружающее.

ЭКЗАМЕН

Переехали. Из Багдад в Кутаис. Экзамен в гимназию. Выдержал. Спросили про якорь (на моем рукаве) — знал хорошо. Но священник спросил — что такое "око". Я ответил: "Три фунта" (так по грузински). Мне объяснили любезные экзаменаторы, что "око" — это "глаз" по-древнему, церковнославянскому. Из-за этого чуть не провалился. Поэтому возненавидел сразу — все древнее, все церковное и все славянское. Возможно, что отсюда пошли и мой футуризм, и мой атеизм, и мой интернационализм.

ГИМНАЗИЯ

Приготовительный, 1-й и 2-й. Иду первым. Весь в пятерках. Читаю Жуля Верна. Вообще фантастическое. Какой-то бородач стал во мне обнаруживать способности художника. Учит даром.

ЯПОНСКАЯ ВОЙНА

Увеличилось количество газет и журналов дома. "Русские ведомости", "Русское слово", "Русское богатство" и прочее. Читаю все. Безотчетно взвинчен. Восхищают открытки крейсеров. Увеличиваю и перерисовываю. Появилось слово "прокламация". Прокламации вешали грузины. Грузинов вешали казаки. Мои товарищи грузины. Я стал ненавидеть казаков.

НЕЛЕГАЛЬЩИНА

Приехала сестра из Москвы. Восторженная. Тайком дала мне длинные бумажки. Нравилось: очень рискованно. Помню и сейчас. Первая:

Опомнись, товарищ, опомнись-ка, брат,

скорей брось винтовку на землю.

И еще какое-то, с окончанием;

...а не то путь иной — 

к немцам с сыном, с женой и с мамашей...

(о царе).

Это была революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в голове.

905-й ГОД

Не до учения. Пошли двойки. Перешел в четвертый только потому, что мне расшибли голову камнем (на Рионе подрался), -на переэкзаменовках пожалели. Для меня революция началась так: мой товарищ, повар священника — Исидор, от радости босой вскочил на плиту — убили генерала Алиханова. Усмиритель Грузии. Пошли демонстрации и митинги. Я тоже пошел. Хорошо. Воспринимаю живописно: в черном анархисты, в красном эсеры, в синем эсдеки, в остальных цветах федералисты.

СОЦИАЛИЗМ

Речи, газеты. Из всего — незнакомые понятия и слова. Требую у себя объяснений. В окнах белые книжицы. "Буревестник". Про то же. Покупаю все. Вставал в шесть утра. Читал запоем. Первая: "Долой социал-демократов". Вторая: "Экономические беседы". На всю жизнь порази-ла способность социалистов распутывать факты, систематизировать мир. "Что читать?" -кажется, Рубакина. Перечитал советуемое. Многое не понимаю. Спрашиваю. Меня ввели в марксистский кружок. Попал на "Эрфуртскую". Середина. О "лумпенпролетариате". Стал считать себя социал-демократом: стащил отцовские берданки в эсдечий комитет. Фигурой нравился Лассаль. Должно быть, оттого, что без бороды. Моложавей. Лассаль у меня перепутался с Демосфеном. Хожу на Рион. Говорю речи, набрав камни в рот.

РЕАКЦИЯ

По-моему, началось со следующего: при панике (может, разгоне) в демонстрацию памяти Баумана мне (упавшему) попало большущим барабанищем по голове. Я испугался, думал — сам треснул.

906-й ГОД

Умер отец. Уколол палец (сшивал бумаги). Заражение крови. С тех пор терпеть не могу булавок. Благополучие кончилось. После похорон отца — у нас 3 рубля. Инстинктивно, лихорадочно мы распродали столы и стулья. Двинулись в Москву. Зачем? Даже знакомых не было.

ДОРОГА

Лучше всего — Баку. Вышки, цистерны, лучшие духи — нефть, а дальше степь. Пустыня даже.

МОСКВА

Остановились в Разумовском. Знакомые сестры — Плотниковы. Утром паровиком в Москву. Сняли квартиренку на Бронной.

МОСКОВСКОЕ

С едами плохо. Пенсия — 10 рублей в месяц. Я и две сестры учимся. Маме пришлось давать комнаты и обеды. Комнаты дрянные. Студенты жили бедные. Социалисты. Помню — первый передо мной "большевик" Вася Канделаки.

ПРИЯТНОЕ

Послан за керосином. 5 рублей. В колониальной дали сдачи 14 рублей 50 копеек; 10 рублей- чистый заработок. Совестился. Обошел два раза магазин ("Эрфуртская" заела). — Кто обсчитался, хозяин или служащий, — тихо расспрашиваю приказчика. — Хозяин! — Купил и съел четыре цукатных хлеба. На остальные гонял в лодке по Патриаршим прудам. Видеть с тех пор цукатных хлебов не могу.

РАБОТА

Денег в семье нет. Пришлось выжигать и рисовать. Особенно запомнились пасхальные яйца. Круглые, вертятся и скрипят, как двери. Яйца продавал в кустарный магазин на Неглинной. Штука 10-15 копеек. С тех пор бесконечно ненавижу Бемов, русский стиль и кустарщину.

ГИМНАЗИЯ

Перевелся в 4-й класс пятой гимназии. Единицы, слабо разноображиваемые двойками. Под партой "АнтиДюринг".

ЧТЕНИЕ

Беллетристики не признавал совершенно. Философия. Гегель. Естествознание. Но главным образом марксизм. Нет произведения искусства, которым бы я увлекся более, чем "Предисловием" Маркса. Из комнат студентов шла нелегальщина. "Тактика уличного боя" и т. д. Помню отчетливо синенькую ленинскую "Две тактики". Нравилось, что книга срезана до букв. Для нелегального просовывания. Эстетика максимальной экономии.

ПЕРВОЕ ПОЛУСТИХОТВОРЕНИЕ

Третья гимназия издавала нелегальный журнальчик "Порыв". Обиделся. Другие пишут, а я не могу?! Стал скрипеть. Получилось невероятно революционно и в такой же степени безобразно. Вроде теперешнего Кириллова. Не помню ни строки. Написал второе. Вышло лирично. Не считая таковое состояние сердца совместимым с моим "социалистическим достоинством", бросил вовсе.

ПАРТИЯ

1908 год. Вступил в партию РСДРП (большевиков). Держал экзамен в торгово-промышленном подрайоне. Выдержал. Пропагандист. Пошел к булочникам, потом к сапожникам и наконец к типографщикам. На общегородской конференции выбрали в МК. Были Ломов, Поволжец, Смидович и другие. Звался "товарищем Константином". Здесь работать не пришлось — взяли.

АРЕСТ

29 марта 1908 г. нарвался на засаду в Грузинах. Наша нелегальная типография. Ел блокнот. С адресами и в переплете. Пресненская часть. Охранка. Сущевская Часть. Следователь Вольтановский (очевидно, считал себя хитрым) заставил писать под диктовку: меня обвиняли в писании прокламации. Я безнадежно перевирал диктант. Писал: "социяльдимократическая". Возможно, провел. Выпустили на поруки. В части с недоумением прочел "Санина". Он почему-то в каждой части имелся. Очевидно, душеспасителен. Вышел. С год — партийная работа. И опять кратковременная сидка. Взяли револьвер. Махмудбеков, друг отца, тогда помощник начальника Крестов, арестованный случайно у меня в засаде, заявил, что револьвер его, и меня выпустили.

ТРЕТИЙ АРЕСТ

Живущие у нас (Коридзе (нелегальн. Морчадзе), Герулайтис и др.) ведут подкоп под Таганку. Освобождать женщин-каторжан. Удалось устроить побег из Новинской тюрьмы. Меня забрали. Сидеть не хотел. Скандалил. Переводили из части в часть — Басманная, Мещанская, Мясницкая и т. д.- и наконец — Бутырки. Одиночка N% 103.

11 БУТЫРСКИХ МЕСЯЦЕВ

Важнейшее для меня время. После трех лет теории и практики — бросился на беллетристику. Перечел все новейшее. Символисты — Белый, Бальмонт. Разобрала формальная новизна. Но было чуждо. Темы, образы не моей жизни. Попробовал сам писать так же хорошо, но про другое. Оказалось так же про другое -нельзя. Вышло ходульно и ревплаксиво. Чтото вроде:

В золото, в пурпур леса одевались, 

Солнце играло на главах церквей. 

Ждал я: но в месяцах дни потерялись, 

Сотни томительных дней.

Исписал таким целую тетрадку. Спасибо надзирателям- при выходе отобрали. А то б еще напечатал! Отчитав современность, обрушился на классиков. Байрон, Шекспир, Толстой. Последняя книга — "Анна Каренина". Не дочитал. Ночью вызвали "с вещами по городу". Так и не знаю, чем у них там, у Карениных, история кончилась.

Меня выпустили. Должен был (охранка постановила) идти на три года в Туруханск. Махмудбеков отхлопотал меня у Курлова.

Во время сидки судили по первому делу — виновен, но летами не вышел. Отдать под надзор полиции и под родительскую ответственность.

ТАК НАЗЫВАЕМАЯ ДИЛЕММА

Вышел взбудораженный. Те, кого я прочел, -так называемые великие. Но до чего же нетрудно писать лучше них. У меня уже и сейчас правильное отношение к миру. Только нужен опыт в искусстве. Где взять? Я неуч. Я должен пройти серьезную школу. А я вышиблен даже из гимназии, даже и из Строгановского. Если остаться в партии — надо стать нелегальным. Нелегальным, казалось мне, не научишься. Перспектива — всю жизнь писать летучки, выкладывать мысли, взятые из правильных, но не мной придуманных книг. Если из меня вытряхнуть прочитанное, что останется? Марксистский метод. Но не в детские ли руки попало это оружие? Легко орудовать им, если имеешь дело только с мыслью своих. А что при встрече с врагами? Ведь вот лучше Белого я все-таки не могу написать. Он про свое весело — "в небеса запустил ананасом", а я про свое ною — "сотни томительных дней". Хорошо другим партийцам. У них еще и университет. (А высшую школу — я еще не знал, что это такое, -я тогда уважал!) Что я могу противопоставить навалившейся на меня эстетике старья? Разве революция не потребует от меня серьезной школы? Я зашел к тогда еще товарищу по партии — Медведеву. Хочу делать социалистическое искусство. Сережа долго смеялся: кишка тонка. Думаю все-таки, что он недооценил мои кишки. Я прервал партийную работу. Я сел учиться.

НАЧАЛО МАСТЕРСТВА

Думалось — стихов писать не могу. Опыты плачевные. Взялся за живопись. Учился у Жуковского. Вместе с какими-то дамочками писал серебренькие сервизики. Через год догадался — учусь рукоделию. Пошел к Келину. Реалист. Хороший рисовальщик. Лучший учитель. Твердый. Меняющийся.

Требование — мастерство, Гольбейн. Терпеть не могущий красивенькое.

Поэт почитаемый — Саша Черный. Радовал его антиэстетизм.

ПОСЛЕДНЕЕ УЧИЛИЩЕ

Сидел на "голове" год. Поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества: единственное место, куда приняли без свидетельства о благонадежности. Работал хорошо. Удивило: подражателей лелеют — самостоятельных гонят. Ларионов, Машков. Ревинстинктом стал за выгоняемых.

ДАВИД БУРЛЮК

В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук.Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались.

В КУРИЛКЕ

Благородное собрание. Концерт. Рахманинов. Остров мертвых. Бежал от невыносимой мелодизированной скуки. Через минуту и Бурлюк. Расхохотались друг в друга. Вышли шляться вместе.

ПАМЯТНЕЙШАЯ НОЧЬ

Разговор. От скуки рахманиновской перешли на училищную, от училищной — на всю классическую скуку. У Давида — гнев обогнавшего современников мастера, у меня — пафос социалиста, знающего неизбежность крушения старья. Родился российский футуризм.

СЛЕДУЮЩАЯ

Днем у меня вышло стихотворение. Вернее — куски. Плохие. Нигде не напечатаны. Ночь. Сретенский бульвар. Читаю строки Бурлюку. Прибавляю — это один мой знакомый. Давид остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: "Да это же ж вы сами написали! Да вы же ж гениальный поэт!" Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом.

БУРЛЮЧЬЕ ЧУДАЧЕСТВО

Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил: "Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский". Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Еще и рычал на меня, отойдя: "Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение".

ТАК ЕЖЕДНЕВНО

Пришлось писать. Я и написал первое (первое профессиональное, печатаемое) — "Багровый и белый" и другие.

ПРЕКРАСНЫЙ БУРЛЮК

Всегдашней любовью думаю о Давиде. Прекрасный друг. Мой действительный учитель. Бурлюк сделал меня поэтом. Читал мне французов и немцев. Всовывал книги. Ходил и говорил без конца. Не отпускал ни на щаг. Выдавал ежедневно 50 копеек. Чтоб писать не голодая. На Рождество завез к себе в Новую Маячку. Привез "Порт" и другое.

"ПОЩЕЧИНА"

Из Маячки вернулись. Если с неотчетливыми взглядами, то с отточенными темпераментами. В Москве Хлебников. Его тихая гениальность тогда была для меня совершенно затемнена бурлящим Давидом. Здесь же вился футуристический иезуит слова — Крученых. После нескольких ночей лирики родили совместный манифест. Давид собирал, переписывал, вдвоем дали имя и выпустили "Пощечину общественному вкусу".

ПОШЕВЕЛИВАЮТСЯ

Выставки "Бубновый валет". Диспуты. Разъяренные речи мои и Давида. Газеты стали заполняться футуризмом. Тон был не очень вежливый. Так, например, меня просто называли "сукиным сыном".

ЖЕЛТАЯ КОФТА

Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы — гнуснейшего вида. Испытанный способ — украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке — галстук. Очевидно — увеличишь галстук, увеличится и фурор. А так как размеры галстуков ограничены, я пошел на хитрость: сделал галстуковую рубашку и рубашковый галстук. Впечатление неотразимое.

РАЗУМЕЕТСЯ

Генералитет искусства ощерился. Князь Львов. Директор училища. Предложил прекратить критику и агитацию. Отказались.

Совет "художников" изгнал нас из училища.

ВЕСЕЛЫЙ ГОД

Ездили Россией. Вечера. Лекции. Губернаторство настораживалось. В Николаеве нам предложили не касаться ни начальства, ни Пушкина. Часто обрывались полицией на полуслове доклада. К ватаге присоединился Вася Каменский. Старейший футурист.

Для меня эти годы — формальная работа, овладение словом.

Издатели не брали нас. Капиталистический нос чуял в нас динамитчиков. У меня не покупали ни одной строчки.

Возвращаясь в Москву — чаще всего жил на бульварах. 

Это время завершилось трагедией "Владимир Маяковский". Поставлена в Петербурге. Луна-Парк. Просвистели ее до дырок.

НАЧАЛО 14-го ГОДА

Чувствую мастерство. Могу овладеть темой. Вплотную. Ставлю вопрос о теме. О революционной. Думаю над "Облаком в штанах".

ВОЙНА

Принял взволнованно. Сначала только с декоративной, с шумовой стороны. Плакаты заказные и, конечно, вполне военные. Затем стих. "Война объявлена".

АВГУСТ

Первое сражение. Влотную встал военный ужас. Война отвратительна. Тыл еще отвратительней. Чтобы сказать о войне — надо ее видеть. Пошел записываться добровольцем. Не позволили. Нет благонадежности. И у полковника Модля оказалась одна хорошая идея.

ЗИМА

Отвращение и ненависть к войне. "Ах, закройте, закройте глаза газет" и другие.

Интерес к искусству пропал вовсе.

МАЙ Выиграл 65 рублей. Уехал в Финляндию. Куоккала. КУОККАЛА

Семизнакомая система (семипольная). Установил семь обедающих знакомств. В воскресенье "ем" Чуковского, понедельник — Евреинова и т. д. В четверг было хуже — ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень — это не дело.

Вечера шатаюсь пляжем. Пишу "Облако". 

Выкрепло сознание близкой революции. 

Поехал в Мустамяки. М. Горький. Читал ему части "Облака". Расчувствовавшийся Горький обплакал мне весь жилет. Расстроил стихами. Я чуть загордился.

Скоро выяснилось, что Горький рыдает на каждом поэтическом жилете.

Все же жилет храню. Могу кому-нибудь уступить для провинциального музея.

"НОВЫЙ САТИРИКОН"

65 рублей прошли легко и без боли. "В рассуждении чего б покушать" стал писать в "Новом сатирикоие".

РАДОСТНЕЙШАЯ ДАТА

Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л. Ю. и О. М. Бри- ками.

ПРИЗЫВ

Забрили. Теперь идти на фронт не хочу. Притворился чертежником. Ночью учусь у какого-то инженера чертить авто. С печатанием еще хуже. Солдатам запрещают. Один Брик радует. Покупает все мои стихи по 50 копеек строку. Напечатал "Флейту позвоночника" и "Облако". Облако вышло перистое. Цензура в него дула. Страниц шесть сплошных точек.

С тех пор у меня ненависть к точкам. К запятым тоже.

СОЛДАТЧИНА

Паршивейшее время. Рисую (изворачиваюсь) начальниковы портреты. В голове разворачивается "Война и мир", в сердце — "Человек".

16-й ГОД

Окончена "Война и мир". Немного позднее — "Человек". Куски печатаю в "Летописи". На военщину нагло не показываюсь.

26 ФЕВРАЛЯ, 17-й ГОД

Пошел с автомобилями к Думе. Влез в кабинет Родзянки. Осмотрел Милюкова. Молчит. Но мне почему-то кажется, что он заикается. Через час надоели. Ушел. Принял на несколько дней команду Автошколой. Гучковеет. Старое офицерье по-старому расхаживает в Думе. Для меня ясно — за этим неизбежно сейчас же социалисты. Большевики. Пишу в первые же дни революции Поэтохронику "Революция". Читаю лекции — "Большевики искусства".

АВГУСТ

Россия понемногу откеренщивается. Потеряли уважение. Ухожу из "Новой жизни". Задумываю "Мистерию-Буфф".

ОКТЯБРЬ

Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция. Пошел в Смольный. Работал. Все, что приходилось. Начинают заседать.

ЯНВАРЬ

Заехал в Москву. Выступаю. Ночью "Кафе поэтов" в Настасьинском. Революционная бабушка теперешних кафе-поэтных салончиков. Пишу киносценарии. Играю сам. Рисую для кино плакаты. Июнь. Опять Петербург.

18-й ГОД

РСФСР — не до искусства. А мне именно до него. Заходил в Пролеткульт к Кшесинской. Отчего не в партии? Коммунисты работали на фронтах. В искусстве и просвещении пока соглашатели. Меня послали б ловить рыбу в Астрахань.

25 ОКТЯБРЯ, 18-й ГОД

Окончил мистерию. Читал. Говорят много. Поставил Мейерхольд с К. Малевичем. Ревели вокруг страшно. Особенно коммунистичествующая интеллигенция. Андреева чего-чего не делала. Чтоб мешать. Три раза поставили — потом расколотили. И пошли "Макбеты".

19-й ГОД

Езжу с мистерией и другими вещами моими и товарищей по заводам. Радостный прием. В Выборгском районе организуется комфут, издаем "Искусство коммуны". Академии трещат. Весной переезжаю в Москву.

Голову охватила "150000000". Пошел в агитацию РОСТА.

20-й ГОД

Кончил "Сто пятьдесят миллионов". Печатаю без фамилии. Хочу, чтоб каждый дописывал и лучшил. Этого не делали, зато фамилию знали все. Все равно. Печатаю здесь под фамилией.

Дни и ночи РОСТА. Наступают всяческие Деникины. Пишу и рисую. Сделал тысячи три плакатов и тысяч шесть подписей.

21-й ГОД

Пробиваясь сквозь все волокиты, ненависти, канцелярщины и тупости — ставлю второй вариант мистерии. 

Идет в I РСФСР — в режиссуре Мейерхольда с художниками Лавинским, Храковским, Киселевым и в цирке на немецком языке для III конгресса Коминтерна. Ставит Грановский с Альтманом и Равделем. Прошло около ста раз. 

Стал писать в "Известиях".

22-й ГОД

Организую издательство МАФ. Собираю футуристов — коммуны. Приехали с Дальнего Востока Асеев, Третьяков и другие товарищи по дракам. Начал записывать работанный третий год "Пятый Интернационал". Утопия. Будет показано искусство через 500 лет.

23-й ГОД

Организуем "Леф". "Леф" — это охват большой социальной темы всеми орудиями футуризма. Этим определением, конечно, вопрос не исчерпывается, — интересующихся отсылаю к N%N%. Сплотились тесно: Брик, Асеев, Кушнер, Арватов, Третьяков, Родченко, Лавинский.

Написал: "Про это". По личным мотивам об общем быте. Начал обдумывать поэму "Ленин". Один из лозунгов, одно из больших завоеваний "Лефа" — деэстетизация производственных искусств, конструктивизм. Поэтическое приложение: агитка и агитка хозяйственная — реклама. Несмотря на поэтическое улюлюканье, считаю "Нигде кроме как в Моссельпроме" поэзией самой высокой квалификации.

24-й ГОД

"Памятник рабочим Курска". Многочисленные лекции по СССР о "Лефе". "Юбилейное" — Пушкину. И стихи этого типа — цикл. Путешествия: Тифлис, Ялта — Севастополь. "Тамара и Демон" и т. д. Закончил поэму "Ленин". Читал во многих рабочих собраниях. Я очень боялся этой поэмы, так как легко было снизиться до простого политического пересказа. Отношение рабочей аудитории обрадовало и утвердило в уверенности нужности поэмы. Много езжу за границу. Европейская техника, индустриализм, всякая попытка соединить их с еще непролазной бывшей Россией — всегдашняя идея футуриста-лефовца.

Несмотря на неутешительные тиражные данные о журнале, "Леф" ширится в работе.

Мы знаем эти "данные" — просто частая канцелярская незаинтересованность в отдельных журналах большого и хладнокровного механизма ГИЗа.

25-й ГОД

Написал агитпоэму "Летающий пролетарий" и сборник агитстихов "Сам пройдись по небесам". Еду вокруг земли. Начало этой поездки — последняя поэма (из отдельных стихов) на тему "Париж". Хочу и перейду со стиха на прозу. В этот год должен закончить первый роман.

"Вокруг" не вышло. Во-первых, обокрали в Париже, во-вторых, после полугода езды пулей бросился в СССР. Даже в Сан-Франциско (звали с лекцией) не поехал. Изъездил Мексику, С.-А. С. Ш. и куски Франции и Испании. Результат — книги: публицистика-проза — "Мое открытие Америки" и стихи — "Испания", "Атлантический океан", "Гаванна", "Мексика", "Америка". Роман дописал в уме, а на бумагу не перевел, потому что: пока дописывалось, проникался ненавистью к выдуманному и стал от себя требовать, чтобы на фамилии, чтоб на факте. Впрочем, это и на 26-й — 27-й годы.

1926-й ГОД

В работе сознательно перевожу себя на газетчика. Фельетон, лозунг. Поэты улюлюкают — однако сами газетничать не могут, а больше печатаются в безответственных приложениях. А мне на их лирический вздор смешно смотреть, настолько этим заниматься легко и никому, кроме супруги, не интересно.

Пишу в "Известиях", "Труде", "Рабочей Москве", "Заре Востока", "Бакинском рабочем" и других. Вторая работа — продолжаю прерванную традицию трубадуров и менестрелей. Езжу по городам и читаю. Новочеркасск, Винница, Харьков, Париж, Ростов, Тифлис, Берлин, Казань, Свердловск, Тула, Прага, Ленинград, Москва, Воронеж, Ялта, Евпатория, Вятка, Уфа и т. д., и т. д., и т. д.

1927-й ГОД

Восстанавливаю (была проба "сократить") "Леф", уже "Новый". Основная позиция: против выдумки, эстетизации и психоложества искусством — за агит, за квалифицированную публицистику и хронику. Основная работа в "Комсомольской правде", и сверхурочно работаю "Хорошо".

"Хорошо" считаю программной вещью, вроде "Облака в штанах" для того времени. Ограничение отвлеченных поэтических приемов (гиперболы, виньеточного самоценного образа) и изобретение приемов для обработки хроникального и агитационного материала.

Иронический пафос в описании мелочей, но могущих быть и верным шагом в будущее ("сыры не засижены — лампы сияют, цены снижены"), введение, для перебивки планов, фактов различного исторического калибра, законных только в порядке личных ассоциаций ("Разговор с Блоком", "Мне рассказывал тихий еврей, Павел Ильич Лавут").

Буду разрабатывать намеченное. 

Еще: написаны — сценарии и детские книги. 

Еще продолжал менестрелить. Собрал около 20000 записок, думаю о книге "Универсальный ответ" (записочникам) . Я знаю, о чем думает читающая масса.

1928-й ГОД

Пишу поэму "Плохо". Пьесу и мою литературную биографию. Многие говорили: "Ваша автобиография не очень серьезна". Правильно. Я еще не заакадемичился и не привык нянчиться со своей персоной, да и дело мое меня интересует, только если это весело. Подъем и опадание многих литератур, символисты, реалисты и т. д., наша борьба с ними — все это, шедшее на моих глазах: это часть нашей весьма серьезной истории. Это требует, чтобы об нем написать. И напишу.

1922. 1928 

 

[ДАНИИЛА 6 541]

 

Домик Маяковских в Багдади (около Кутаиси)

 

И дача Маяковского в Пушкино. Летний театр на даче с указателем направлений мест, где был дух Маяковского. )

[ДАНИИЛА 6 541]

Третий год подряд у меня не получается прийти на праздник, посвящённый дню рождения Маяковского на его даче в Пушкино в первой части, то есть торжественного открытия праздника. Потому я с удовольствием посмотрела эту вводную часть на ю-тубе.

 

 

Вторая же часть всегда похожа на домашний праздник. К сожалению не могу вставить ни один ролик, который сняла, по причине того, что все они больше допустимого объёма, указанного в выборе файлов для поста, даже самый короткий. Бард из Архангельска - Андрей Петров - как и указано в видео выше, действительно создавал лирическую атмосферу, которую мы все знаем, когда увлечены творчеством. Надеюсь, что я смогу найти записи, о которых бард говорил, то есть те восемь печен на стихи Маяковского. Мне это самой интересно. Автор покорил меня своим выступлением, но Маяковского я почти не услышала, только одну песню. ) Зато, когда проходил традиционный конкурс костюмов , я была удивлена выше крыши, увидев живого Маяковского. Это был не только костюм и внешнее сходство, это были жесты, манера держатся, голос ... всё, как у Маяковского, которого мы можем видеть на лентах кинохроники или в фильме "Барышня и хулиган". 

 

Внезапное появление в конце очереди всех претендентов на звание "Лучшего костюма и образа" Николая Буданова (а для меня это было именно внезапным, потому что Николая среди гостей я не видела) вызвало у меня шок. Я не могла оторвать взгляда от него до конца вечера. Даже не видя его, я ждала его нового появления, чтобы полюбоваться им ещё раз. Разумеется, что главный приз достался ему. Ведущий, смеясь, так и сказал: "Это нечестно! Он выиграл" - когда Николай завершил представление показов костюмов. И все зрители поняли его. Ведь дух Маяковского витает точно в такие праздники над всеми присутствующими, но когда тот является во плоти, комок к горлу подступает, это точно! Я слышала, как одна дама, сидя на террасе за столом с традиционным самоваром и арбузом, мечтательно говорила: "А ведь Маяковский должен быть среди нас в этот день, обязательно должен быть. А как же иначе!" Но все, это слышавшие, сразу подумали о духе, а не о плоти. Потому я думаю, что образ, который актёр играл весь вечер перед зрителями, находясь на сцене и за ней, гипнотизировал не одну меня.  Я ждала, что Николай будет читать Маяковского и боялась, что это будет фальшиво, не так. Но всё стало так, всё было именно так, без фальши. После его чтения я не смогла даже смотреть спектакль, который играл следующий актёр, читающий строки Есенина о "Чёрном человеке". Я проскользнула к выходу мимо того актёра, готовившегося к роли, и кошки скребли сердце, потому как я видела всё тот же творческий процесс, начинающийся в человеке. Только через несколько минут я отдышалась и дослушала монолог Есенина, также блистательно сыгранный.

 

Спектакли одного актёра проходили уже поздно вечером, и организаторов да и самих зрителей удивило, что народ не расходится. Вернее, праздные, кто зашёл посмотреть на праздник, как на новость города Пушкино, своё получили и ушли, остались те, кому была дорога сама атмосфера дачного представления, своего рода капустника, где зритель - тоже участник. Вот эти участники получили душевный праздник, а не только умственно-информационный. Ведь для душевного не страшна погода. А тучи висели низко, и дождь иногда шёл, но никто никуда не убегал и не прятался, а потому дождь проходил очень быстро. Даже погода передавала атмосферу души поэтов, меняющуюся..как погода.

 

Наших поэтов на празднике я не встретила. Может они и были, но я их не видела, а потому третий год не удивляюсь, что у нас на Пушоргше и конкурсы не очень клеятся  и дух поэтическо-художественный быстро падает. Они не заряжаются подобными праздниками, не ищут встречу с подобными, не готовятся к празднику, как те, кто делает порой всю жизнь для себя этим праздником души, воспевая труд, природу кистью, стихами и не уставая это делать, находя в самой жизни только толчки и трамплины для проявления тонуса в азарте.

 

Я никого не осуждаю и даже не берусь судить, зная в себе хорошо пару - душу с её цепной или ядерной реакцией в одном резервуаре или единой атмосфере и вечного её спутника - ума, у которого вечного отговорки для того, чтобы душа не могла проявится и была забита в угол, как бедная родственница. Больше в жизни ничего нет, только эта пара. И каждый сам выбирает, кому быть на сцене жизни - празднику или отговоркам. ) Для меня, когда форумы потеряли свою актуальность в выражении души и стали умственным оплотом, информационным, чаще с политическим уклоном, такие праздники, как на даче у Маяковского, это отдушина. Я не стала пока активистом, не шила костюм, не готовила выступление, но я готова принять такой праздник от другого, кто может, кто имеет силы преодоления привычек и отговорок ума, которому почти ничего не интересно и, уж, точно всё знакомо, всё пройдено в жизни. Всегда есть люди, которые готовят праздник, и те, кто на него идёт или не идёт. Я пошла, и влилась в творческую атмосферу только с третьего захода. Говорят, что уже пять лет прошло с восстановления сгоревшей дачи и установления традиции отмечать день рождения Маяковского. Я не знаю, стало ли приходить народу больше или, наоборот, меньше, только дача жива, маяк стоит и что-то всё время в этом потоке движется и обновляется. И если это зажигается, значит кому-то это нужно.

 

 

[ДАНИИЛА 6 541]

А ещё на даче в этот раз я случайно сфоткала скульптуру на столе. Она давно там стоит, и не особо привлекала внимание своей "потёртостью". Покрытие с гипса отлетело, и скульптура, как Золушка в своём рабочем одеянии совсем невзрачна. Но ведь стоит взглянуть в глаза, и можно увидеть душу даже в камне. )

 

 

[ДАНИИЛА 6 541]

Нашла песни барда на стихи Маяковского, о которых писала выше. Ура!

 

 

[ДАНИИЛА 6 541]

Проходил всё безвозвратно

или становится шире и тоньше?

Поэтов уже два миллиарда

и это, как основание прочно.

 

Вершина скатилась, как солнце по радуге,

зовущая снежность поэтов - лёд Ладоги.

Дорогой ли жизни мы то назовём

Иль просто, как ужин, стихи раздаём?

 

Прохожий спешит. Он не слышит молитвы -

закат, как всегда и восход не палитре.

Но стоит сказать: "В этом миге вся сила",

как тут же желание слушать остыло.

 

Идёт.. нет пришло удивленье безмолвия

и то , как чутьё от любви малокровия.

Не стоит в достатке чего-то пугаться,

но с пульсом мятежным придётся расстаться.

 

Всё реже слова поднимаются в мачты,

нет тяжести в них, как нет и время жатвы.

Мы драйвом и молча влезаем в вершины,

они же под нами, как ржавые мины.

 

Но что это? Сердце становится морем,

одним и сплошным, тихим радостью-горем.

Мы дело иль бизнес поставили в кон,

и крутит он нами, как вечный закон.

 

И эта вершина дуги не касается,

с неё покорение в нас начинается.

Не души мы ловим, зачем они нам,

мы сердце своё отдаём лишь вещам.

 

Поэт - вечный странник. Предмет не живёт,

пока красоту его ум не споёт.

Нас гонит реклама на сбор лихорадкой,

слова проскользнут, как змею, украдкой.

 

Мы ждём вечно зова слепого поэта,

мы ждём от вещей не заката - рассвета.

А сердце послушать нам доктор велит,

но кардиограмма без слова молчит.

 

Поэтов не счесть в мире страсти бушующим,

но сердце поэта о деле толкующем,

зажало себя, как пустой миномёт,

не помня себя, о предмете поёт.

 

И быстро смолкают призывы к толпе,

их много иль мало, но все в темноте.

И только для ночи маяк зажигается,

и сердцем к волнам весь поэт выдвигается 

 

Сплошное сердце встало стражем,

где путь закончен для побед,

и только путнику со стажем

не страшен голый пистолет.

 

Его задача - быть, как солнце, 

когда на море всё темно,

когда и пики лишь мешают

узреть домашнее окно. )

[ДАНИИЛА 6 541]

 

Пароход подошел,

завыл,

погудел —

и скован,

как каторжник беглый.

На палубе

700 человек людей,

остальные —

негры.

Подплыл

катерок

с одного бочка̀.

Вбежав

по лесенке хро̀мой,

осматривал

врач в роговых очках:

«Которые с трахомой?»

Припудрив прыщи

и наружность вымыв,

с кокетством себя волоча,

первый класс

дефилировал

мимо

улыбавшегося врача.

Дым

голубой

из двустволки ноздрей

колечком

единым

свив,

первым

шел

в алмазной заре

свиной король —

Свифт.

Трубка

воняет,

в метр длиной.

Попробуй к такому —

полезь!

Под шелком кальсон,

под батистом-лино́

поди,

разбери болезнь.

«Остров,

дай

воздержанья зарок!

Остановить велите!»

Но взял

капитан

под козырек,

и спущен Свифт —

сифилитик".

 

Пушкин, Чехов, Гоголь и другие классики о карантине

[ДАНИИЛА 6 541]

В 1933 году в Пушкино на строительство канала имени Москвы приехал начальник геологической партии П.И.Антонов. Его семью разместили в доме на Акуловой горе. Глава семьи все дни пропадал на работе, а его жена Анна Ивановна с дочерьми занимались устройством дома. Узнав, что они живут в доме В.А. Вячеславова, у которого на летние месяцы в 1920-х годах снимал дачу В.В.Маяковский, Анна Ивановна стала собирать все, что связано с именем поэта на пушкинской земле: записывала воспоминания местных жителей, собирала вещи, афиши, статьи о творчестве Маяковского. Сохраняла планировку комнат, даже обои в них не меняла.

 

   Её стараниями и с помощью членов пушкинского ВООПИИК 19 июля 1966 года на стене дома была установлена мемориальная доска, посвященная Маяковскому. В 1968 году решением горсовета дачу отремонтировали, а в 1969 году открыли библиотеку-музей В.В.Маяковского, с мемориальной комнатой поэта. 

 

 С этого года и начались в г.Пушкино встречи на Акуловой горе. Каждый год Анна Ивановна встречала почитателей поэзии В.В.Маяковского, его друзей, родственников, писателей, поэтов, актеров, чтецов. В те годы кто только ни приезжал сюда: А.Л.Барто, И.В.Ильинский, Г.В.Сорокин и т.д.

 

 Все свои изыскания она оформляла в альбомы, которые передала пушкинским краеведам. Несколько её альбомов с газетными вырезками и другими материалами хранятся в краеведческом музее г. Пушкино.

Умерла А.И Антонова в возрасте 98 лет, похоронена на родине в Вязьме.  

 

Вплоть до 1990-х годов праздники на Акуловой горе проводились при любой погоде. Но настали другие времена, вандалы сожгли дачу, и знаменитое место было предано поруганию... Как оказалось не навсегда! В настоящее время протоиерей Андрей Дударев вместе с друзьями и почитателями Маяковского восстановили сгоревшее здание и создают в нем культурный центр.

 

 Возобновились и праздники, Дни рождения В.В.Маяковского каждый год отмечаются на даче.

 

Любят эту дачу краеведы и в наши дни. Здесь проводятся встречи, презентации, экскурсии. Туркова Н.П., теперешняя «хозяйка дачи», проводит экскурсии, сопровождая их замечательной декламацией стихов В.В.Маяковского. 

 

А наш председатель пушкинского общества краеведов – Панченков В.В. написал две книги: « На даче было это» в 2007г и «Солнце Маяковского на Акуловой Горе» в 2011г. 

 

P.S. Поскольку Дударев вроде как отстранён от должности, то я не знаю, будет ли праздник в этом году. 

 

Фото не вставились, потому оставляю ссылку на статью: Вспоминая краеведе: Анна Ивановна Антонова

[ДАНИИЛА 6 541]

 

Фото нашего незабвенного Воскресенского

 

А здесь наш -lz-  даже проявился  

 

И небольшая зарисовка творческих встреч в дачном варианте (июль 2019). Это не лучшая композиция в исполнении, но отличное в игровом качестве. Выступить может каждый.

 

 

[ДАНИИЛА 6 541]

Похоже, что в этом году дня рождения у Маяковского на даче не будет. )

 

Вот что сообщают в контактах музея:

 

В А Ж Н О! Друзья, в настоящее время те, кто создали когда-то эту группу, уже НЕ владеют актуальной ситуацией по "Даче-Музею В.В.Маяковский".
Обращаю Ваше внимание, что договориться о возможности посещения "Дачи" и об экскурсии можно по тлфну 8916-419-13-34 - Наталия Павловна или по телефону О.Андрея. Побывать на Даче можно только по предварительной договоренности по телефону! У музея нет регламентированного времени работы!

[ДАНИИЛА 6 541]

 

[ДАНИИЛА 6 541]

Маяковский & Блок

 

Когда постигнул суть вещей,
закончились все страсти.
Улыбкой поделись своей
от полноты и счастья.
И этот дар - всемирный луч
любимого прощанья.
Его закат всегда красив
без слова обещанья.
Навек "привет" и вновь "пока" 
святое светом право -
стоять звездой в конце ума
надёжно, мощно, здраво.
Ведь не в аптеке с фонарём
застыла ясно вечность,
а то что бьёт всегда ключом
в культуре "человечность".
Где Маяковский пулей мог
в конце поставить точку,
там обязательно встал Блок,
продолжив жизни строчку.

[Krosh 16 081]

Лошадь

сказала,

взглянув на верблюда:

"Какая

гигантская

лошадь-ублюдок".

Верблюд же

вскричал:

"Да лошадь разве ты?!

Ты

просто-напросто -

верблюд недоразвитый".

 

И знал лишь

бог седобородый,

что это -

животные

разной породы.

 

 

[ДАНИИЛА 6 541]

В преддверии дня рождения Владимира Маяковского (19 июля) решил вспомнить о том, как воскресала Дача поэта на Акуловой горе. Честно говоря, самому стало интересно. Вспышки новых событий затмевают порой старые, не всегда бесполезные.

   В 2007 году под впечатлением от творчества Сергея Есенина я восстанавливал в Москве дом постройки 1805 года, предназначенный Лужковым под новый музей «рязанского хулигана». Но это отдельная история.

   Тогда и подумалось. А не организовать ли поэтический центр в родном Пушкино, на Акуловой горе? Дача Маяковского канула в лету, но осталась намоленное, так сказать, место. Ни о каком Маяковском не было и речи. Есенин, энергия его слова – вот главная тема, которая должна была лечь в основу этого центра.

   Начались встречи. С Марией Прохоровной Колосковой (заведующей пушкинской библиотекой Маяковского), Светланой Ефимовной Стрижнёвой (директором Музея на Лубянке) и еще рядом лиц, курирующих тему Маяковского. Тут мне стало стыдно. Люди, говорившие о поэте, отражали нечто… настоящее. С Есениным познакомило меня его творчество, Маяковского же я почти не читал, хотя родился и вырос в пятистах метрах от его Дачи.

   Пару томов Трибуна революции и… я уже не сомневался, что на Акуловой горе восстанавливать следует дачу именно Маяковского.

 

Место, где некогда располагался этот легендарный объект, в 2008-ом представляло жалкое зрелище. Лишь памятник поэта, серьёзно тронутый временем, или точнее «благодарными» потомками, напоминал о чём-то не повседневном. Дотла сгоревший дом порос сорняками, торившими себе путь к солнцу средь груд бытового хлама. А музейная территория, напрочь лишённая уважения, была превращена в проходной двор. Казалось, будто Быт праздновал над своим главным оппонентом Маяковским долгожданную победу.

 

В 2009 году я отправился к главе района Виктору Васильевичу Лисину и озвучил свою идею. Он в свою очередь собрал замов и на совещании принял решение одобрить мою инициативу. При этом несколько раз был задан один, по-видимому, главный вопрос: «За чей счёт банкет?». Последовал однозначный ответ: «За мой, но не для себя, а для города, поэтому прошу администрацию заняться документами на землю и будущее сооружение». Договорились!

 

Мария Прохоровна передала мне бережно сохранённые планы БТИ дачи-библиотеки Маяковского 1989 года и некоторые старые фотографии. Именно эти артефакты легли в основу дальнейших работ.

 

В первую очередь были произведены раскопки и найден каменный фундамент. Василий Алексеевич Вячеславов – хозяин дома, судя по всему, слепил его для летней сдачи из того, что было. Местами роль основания играла поваленная кирпичная колонна, один Бог знает где раздобытая предприимчивым крестьянином. Уже тогда, благодаря подлинному фундаменту, процесс обретает статус восстановления, а не новодела.

 

Историческое основание здания было убрано в опалубку, укреплено тридцатью сваями и залито бетоном.

 

Ввиду трагической истории объекта, приоритетным критерием выбора материалов становится антивандальность. Стены возводятся из кирпича, утепляются и обшиваются вагонкой. Вячеславов построил свою дачу не из брёвен, а деревянных щитов, что и обусловило её моментальное исчезновение в огне пожара 1997 года.

 

 

 

Были сохранены три крыльца-входа, что для незначительной площади дома излишне и свидетельствует - здание предназначалось для нескольких хозяев-съёмщиков.

 

 Отреставрирован и памятник поэта 1954 года, перенесённый к Даче с территории ПЭМЗа в 1969-ом после открытия музея. С него были сняты многочисленные слои краски, а постамент укреплён.

 

А вот при выборе краски возник спор. Согласно воспоминаниям, цветных фотографий дачи практически нет, она была то ли зелёной, то ли синей, то ли серой. В итоге решили смешать эти цвета, что привело к неожиданному результату. Колор дачи музейщиками-профессионалами признан цветом классической усадьбы.

 

Нежилой при Маяковском чердак, по понятным причинам, обустроен и оснащён отдельным входом, что увеличило площадь дома в два раза.

 

Символична история с наличниками, весьма преобразившими сооружение. Они были заказаны именно в Рязани, чем, полагаю, сам Есенин благословил наше предприятие. Главная проблема резных наличников в их недолговечности. В нашем случае они выполнены из композита и, надеюсь, прослужат не одно десятилетие.

 

Внутреннее пространство объекта расширили за счёт перегородок – их заменили стойками, лишь обозначающими старую планировку. Не только потолок, стены, но и пол окрасились в белый цвет. Последнее, в стиле White Cube, возникшем, кстати, ещё при Маяковском, подчеркивало основную идею поэта – каждый день без стереотипов с чистого листа.

 

Да и пожар, уничтоживший собранную Анной Ивановной Антоновой экспозицию, не позволял пичкать новых гостей фальшивками.

   Целая баталия разыгралась при возведении забора. Соседи за период запустения переместили свои ограды внутрь музея метров на пять. При этом, что характерно, сохранив старые заборы - и правильно, ведь времена меняются. Однако, изменились времена, а заборы назад никто двигать не захотел. Мои обращения в администрацию ни к чему не привели – сказали, это устоявшиеся территории. Пусть… Затем на меня поступило заявление в прокуратуру. Спортсмен, который годами бегал через дачу, вдруг встретил на своём пути забор – БЕЗОБРАЗИЕ! И прокуратура вынуждена была разбираться, но на этот раз смириться призвали бегуна.

 

   Ограждённая таким образом территория стала притягивать современных кубофутуристов с их произведениями в виде малых архитектурных форм.

 

В липовой аллее устроен летний театр, его сцена внешне напоминала сгоревший в 1993-ем Зелёный театр. Вместо скамеек водрузили пеньки от срубленной при строительстве роддома вековой сосны. Символично, что годом рождения этого древа стал 1861-й. Ведь эти троны и напоминали о преодолении крепостничества, формируя индивидуальное, в отличие от лавок, пространство зрителя.

 

19 июля 2014 года дача Маяковского вновь распахнула свою калитку для всех поклонников разума и свободы.

 

 

 Однако за пять лет Пушкинская администрация не только не выполнила свою часть работ – оформление документов, но и нашла повод для упрёков. Так, в 2014 году встречаю в коридорах Юрия Ивановича Назарова - зама по имуществу и слышу: «Ну что нам прикажете делать с вашим домом, кто его теперь должен содержать?». Вследствие чего я был вынужден создать некоммерческую организацию, которой в 2017-ом, передали в пользование данный легендарный объект.

   Андрей Дударев

 

Фото здесь

 

-----------------------------

Однако, 9 лет назад - дата!

 

Люди приходят. Люди делают. Люди уходят. Что-то остаётся. Но кто будет продолжать, подтягивать, нести доброе светлое дальше? )

 

Кто-то был маленьким, когда открывался музей-театр, создаваемый любовью. Это не исчезает. Но всегда нужен дом, с которого начинается другая жизнь. Не такая как у Пушкина, не такая как у Маяковского, Есенина. Но подобная и совсем-совсем юная и совсем-совсем старая в своём невозможном разделении. 

 

Видеосюжет Льва Финкеля, посвященный открытию Дачи Маяковского:

 

 

 

 

Изменено 15 июля, 2023 пользователем ДАНИИЛА