Самое страшное в жизни.

[Злой Собак 10 324]

Вот тут на просторах интернета выискал рассказик небольшой. Пробрало.

 

Поезд в пути уже вторую неделю, бежит через всю зимнюю снежную Россию, от океана к Уралу и дальше на Запад. В вагоне уже давно все отоспались, перезнакомились, давно перечитаны все книги, обсуждены все злобы дня, сыграны все партии в шахматы, надоел до омерзения «козел», даже чай не пьется, даже пиво почему-то кажется кислым и стоит недопитое в темных бутылках под светлыми бумажными стаканчиками.

И вот как-то под вечер в одном из купе собирается мужская компания, и кто-то предлагает, чтобы каждый по очереди рассказал «самый страшный случай из своей жизни». Чего-чего, а страшного за спиной у каждого немало. Один горел в самолете, другой — в танке, третий чуть не погиб на торпедированной подводной лодке. Еще одного расстреливали, и он, с пробитым насквозь легким, трое суток пролежал под горой мертвецов.

В дверях купе стоит, слушает немолодой, маленький и худенький, как подросток, человек в форме гражданского летчика. Засунув руки в боковые карманы своей кожаной коричневой курточки, он курит толстую дорогую папиросу, перекидывает ее то и дело из одного угла рта в другой и, прижимаясь затылком к косяку двери, резко и нервно выбрасывает в потолок густую струю синего дыма. Слушает он, почти не глядя на рассказчика, но, чем дольше слушает, тем сильнее волнуется, тем чаще и глубже затягивается...

Внезапно лицо его наливается кровью, он делает несколько быстрых, лихорадочных затяжек, торопливо и даже судорожно запихивает папиросу в набитый окурками металлический ящичек на стене и, повернувшись к рассказчику, перебивает его:

— Ст-той! П-погоди! Д-дай мне!..

Губы его прыгают. Лицо дергается. Он — заика, каждое слово выталкивается из него, как пробка из бутылки.

— С-самое ст-трашное? — говорит он и кривит губы, делает попытку изобразить ироническую усмешку.

— Самое страшное, да? Т-тонули, говоришь? Г-горели? С м-мертвецами лежали? Я т-тоже т-тонул. Я тоже г-горел. И с покойниками в об-б-бнимочку лежал. А в-вот с-самое ст-трашное — это когда я в сорок втором году письмо получил из Ленинграда — от сынишки... д-д-десятилетнего: «П-п-папочка, — пишет, — ты нас п-прости с Анюткой... м-мы в-вчера т-т-в-вои к-кожаные п-перчатки св-варили и с-с-съели»...

 

Алексей Пантелеев, «Маленькие рассказы», 1962 г.

[Пенка 1]

Собак

Действительно пробирает. Для меня то же самое страшное – это когда у дочки что-то не так, я так думаю, многие со мной согласятся про своих детей. Всегда когда она болеет, думаю что лучше б я, лучше у меня такая температура, кашель, сопли и т.д. А вот голод даже и думать страшно, что бы тогда делала. Она у меня тут руку сломала, так я месяц в себя прийти не могла. Даже на диету садится не пришлось 6 кг, как и небывало.

[Рыжик 81]

Да, верно! Самое старшное - это то, что случается не с тобой, а с твоими детьми... И ты переживаешь в тысячу раз больше, чем, если бы это случилось с тобой... А особенно тяжело, когда маленький деть заболевает... И в глазах у него такая мука, и плохо ему... А тебе - во много раз больше, потому что помочь ему ты не особенно можешь - только взять на руки и прижать к груди...

Собак, пусть Вас это не особенно коснется с дочуркой... Счастья должно быть много больше от детей. чем страха за них.

[Vasilisa81 3 260]

Действительно страшно, когда болеют дети....

[elsi 179]

Я согласна! За детей всегда страшно,и это будет всегда,до старости.Еще я очень боюсь за родителей,понимая ,что год от года они все старше.Я представить не могу ,как жить без родителей(хотя и живем мы отдельно)