Ксюшин луг

[Freemann 2]

Андрей Архангельский: Ксюшин лог

 

По мотивам рассказа <Бежин луг> И. С. Тургенева.

 

"В летний день охотился я за тетеревами в одном уезде Московской губернии. Я нашел и настрелял довольно много дичи; наполненный ягдташ немилосердно резал мне плечо; но уже вечерняя заря погасала, и в воздухе начинали густеть холодные тени, когда я решился, наконец, вернуться к себе домой. Быстрыми шагами я повернул на поляну, спустился в знакомый, как мне казалось, овраг, и понял вскоре, что заблудился. Я поскорей выкарабкался на другую сторону оврага и пошел, забирая влево, вдоль осинника.

 

Я узнал, наконец, куда я зашел. Это место славилось в наших околотках под названием Ксюшиного Лога... Про места эти ходили у нас слухи самые разнообразные и нелепые. Говорили, что в этом месте всякой нечисти: чертей, леших и русалок - на порядок больше, чем во всей нашей губернии. Рассказывали также, что когда-то здесь был дом одной барыни, которая весьма вольно обращалась со своими крепостными.

 

Я увидал невдалеке огни. Вдруг две большие собаки с лаем бросились на меня. Детские звонкие голоса раздались вокруг огней; два-три мальчика быстро поднялись с земли. Я сказал мальчикам, что заблудился, затем прилег под обглоданный кустик. Мальчики сидели возле истлевшего джипа <Чероки> и пекли картошку. Всех мальчиков был пять: Федя, Павлуша, Илюша, Костя и Ваня. Я притворился спящим. Понемногу мальчики опять разговорились.

 

Сперва они покалякали о том и сем, о завтрашних работах, о лошадях; но вдруг Федя обратился к Илюше и, как бы возобновляя прерванный разговор, спросил его:

 

- Ну и что ж ты, видел Дом-2?

 

- Нет, я его не видал, да его и видеть нельзя, - отвечал Илюша сиплым и слабым голосом. - А слышал... Да и не я один.

 

- Вишь ты! Так как же ты его слышал? - спросил Федя.

 

- А вот как. Пришлось нам с братом Авдюшкой, да с Федором Михеевским, да с Ивашкой Косым, да с другим Ивашкой, что с Красных Холмов, да еще были там другие ребятишки; пришлось нам в здешних стогах заночевать, ан - холодно. Ну Авдюшка и говорит: а вот там Дом-2 есть, бывший, с телепроекта, давайте там заночуем. Подходим мы к Дому, а там - ни огонечка. Тихо-тихо. Подошел Авдюшка к воротцам, отворил их - а оттуда ворон черный как грянет! Припали мы к земле и вдруг слышим - громовой голос барыни раздается, как будто сверху:

 

- Маша, что ты нашла в Палыче? Ты же понимаешь, что от этого зависит, останешься ты на проекте или нет!

 

- Свят, свят, - мальчики поспешно закрестились.

 

- И вдруг доски у Дома-2 так затрещат, заходят, - продолжал Илюша. - Дивимся мы: подошли опять к двери, а там слышно, как кто-то говорит. Вдруг дверь вдруг вся так и распахнулась, и оттуда - словно дух нечистый, шасть! Мы все так ворохом и свалились, друг под дружку полезли... Уж как же мы напужались о ту пору!

- Нет, я вам что, братцы, расскажу, - заговорил Костя тонким голоском, - намеднись что тятя при мне рассказывал.

 

- Ну слушаем, - с покровительствующим видом сказал Федя.

 

- Вы ведь знаете Гаврилу, слободского плотника? Пошел он раз в лес по орехи, да и заблудился. Присел он под дерево; давай, мол, дождусь утра, и задремал. И слышит вдруг, кто-то его зовет. Перед ним на ветке русалка сидит, качается и его к себе зовет, а сама помирает со смеху. Уж Гаврила было и встал, послушался было русалки, братцы мои, да, знать, Господь его надоумил: положил-таки на себя крест... Тут русалочка-то и смеяться перестала, да вдруг как заплачет... Плачет она, братцы мои, глаза волосами утирает, а волоса у нее рыжие. Гаврила ей: <Чего ты, лесное рыжье, плачешь?> А русалка-то как взговорит ему: <Не закрыли бы наш телепроект, может, и была бы я со Степаном Меньщиковым в веселии до конца дней; а плачу я, убиваюсь оттого, что Меньщиков обещал на мне жениться, да не женился. Теперь, если ты на мне не женишься, я тебя так защекочу, что ты и живым отсюда не выйдешь>.

 

- Эка! - проговорил Федя после недолгого молчанья. - Да как же это может этакая лесная нечисть хрестиянскую душу спортить - он же ее не послушался?

 

- Да вот поди ты! - сказал Костя. - И Гаврила баил, что голосок, мол, у ней такой тоненький, жалобный.

 

- А-а, значит, это Водонаева была.

 

- Или Бузова. Кроме Водонаевой еще только две русалки есть: Бузова и Бородина, - важно промолвил Ваня.

 

- Должно быть, Бузова: она летом объявляется:

 

- Знамо, Бузова, кому еще бысть. Бородина-то только зимой бывает.

 

- Защекотать она его хотела, вот что она хотела. Это ихнее дело, этих русалок-то.

 

Мальчики заспорили. Я заметил, что мальчики хорошо знали по именам ведущих <Дома-2>.

 

- С нами крестная сила! А слыхали вы, ребятки, - начал Илюша, - что намеднись у нас на Варнавицах приключилось?

 

- Варнавицы?.. Еще бы! Вот уж нечистое место, и глухое такое.

 

- Там не раз, говорят, старого барина видали - генерального продюсера Ксюшиного Лога, Троицкого Димитрия. Ходит, говорят, в кафтане долгополом и все это этак охает, чего-то на земле ищет. Кассету какую-то спрашивает. А намедни батя мой шел по дрова мимо Дома-2, глядит - баба идет. Он вглядываться, вглядываться - ах ты, Господи! - сама идет по дороге, Ксения.

 

- Неужто сама? - спросил Федя.

 

- Ей-богу, сама.

 

- Ты посмотри на нее: в чем душа держится.

 

(Я сам не раз встречал эту Ксению, бывшую владелицу Дома-2. Покрытая лохмотьями, страшно худая, с черным, как уголь, лицом, помутившимся взором и золотым браслетом, придет на Поляну возле Дома-2 - так называемое Лобное место - и сидит часами, словно ждет кого-то. Потом встанет, эдак, крепко прижав костлявые руки к груди, и медленно переваливается с ноги на ногу, словно дикий зверь в клетке. И что бы ей ни говорили, только изредка судорожно хохочет).

 

- Сказывали, - продолжал мальчик, - она в Доме заставляла дворовых любиться друг с дружкой, причем чтобы каждый - с каждым. А в том Доме много комнат было, и в каждой был прорезан тайный глазок. И барыня велела своим приказчикам туда, в эти дырки, заглядывать, да все ей после пересказывать. А потом, как они согрешат, всех их на поляну тащила. И заставляла все рассказывать о себе. А тому, кто лучше других о своем грехе расскажет, она дом обещала подарить, и денег, и на свободу отпустить. И так, бывало, рассадит она их всех на поляне, кружочком, и давай изводить своими разговорами: <Ты, Алена, как относишься к Семену?> <А ты, Алешка, почему не хочешь жить с Мариной?> И так им душу изматывает, и эдак: Дюже была злая. Но собой - дово-о-ольная! Батюшка наш говорил, что будто все они грешники великие, жили там друг с дружкой, как собаки, свальный грех, по-нашему.

 

- Свят, свят, - мальчики опять перекрестились.

 

- И хорошо эта барыня жила. Но повздорила она с кем-то в Москве, и вышел этой барыне указ: чтобы только по ночам она могла из Дому выходить, а днем - ни-ни. И все ее дворовые тож. За грех великий такое им вышло наказание. Вот они с той поры по ночам и шастают, народ християнский пугают.

 

- А вот что я вас скажу, братцы, - вступил в разговор Илюша. - Самое страшное - это Степана увидеть.

 

- Какого это Степана? - спросил Костя.

 

- Меньщикова. А ты не знаешь? - с жаром подхватил Илюша. - Степан - это будет такой человек удивительный, как придет он, так наступят последние времена. И взять его нельзя будет, и ничего ему сделать будет нельзя. Захотят его, например, взять хрестьяне; выйдут на него с дубьем, оцепят его, но а он им глаза отведет, что они же сами друг друга побьют. Ну и будет ходить этот Степан по прозванью Меньщиков по селам да по городам; и будет соблазнять народ хрестиянский...

 

- Леший он, что ли? А ты сам-то его видал, Степана-то этого? - насмешливо перебил его Федя.

 

- Нет, не видал, и сохрани Бог его видеть; а другие видели. Вот на днях он у нас мужичка обошел: водил, водил его по лесу, и все вокруг одной поляны... Едва-те к свету домой добился.

 

- Ну, и видел он его?

 

- Видел. Говорит, такой стоит большой, ухмыляется, в клетчатой рубашке, этак словно за деревом, хорошенько не разберешь, словно от месяца прячется, и глядит, глядит глазищами-то, моргает ими, моргает... Баб сзывает: Дюже он их любит, сказывают, баб-то: А уж как бабы - его:

 

- Эх ты! - воскликнул Федя, слегка вздрогнув и передернув плечами. - Пфу!..

 

- И зачем эта погань в свете развелась? - заметил Павел. - Не понимаю, право!

 

- Не бранись, смотри, услышит, - заметил Илья.

 

Настало опять молчание.

 

Уже более трех часов протекло с тех пор, как я присоседился к мальчикам. Недолги летние ночи!.. Разговор мальчиков угасал вместе с огнями... Сладкое забытье напало на меня; оно перешло в дремоту. Когда я открыл глаза, утро зачиналось. Я проворно встал и подошел к мальчикам. Они все спали как убитые вокруг тлеющего костра; один Павел приподнялся до половины и пристально поглядел на меня. Недавно я узнал, что он зашел все-таки в Дом-2, больше его с тех пор не видели."