Самарянка

Ваистену. опошлили, на святое замахнулись, никакого уважения к традициям. одно слово — дети кукурузы

Не, Юль, я не себе, я разным «Акуниным» на заметку сама немношк умею в копирайтинг, ну и соотссно в теме)

@bur-nellya, зато почти именной! ну парой буковок только разве отличается

Да, прям просится. Наша радость была бы неполной да, расскажите кто-нть человеку про сервисы проверки уникальности текста...

Это да. главное, шоб фанаты Беловой не набежали

ага. так вот в честь кого один там вискарь, значит... стописят лет, не баран чихнул!

Вроде чот такое было, но это к труЪ-старожилам А так да, тема. А даже если и писали в каком-нть дветыщилохматом году. Можем повторить ©, да ведь?

@victorian, ок, море вычеркиваем

У нас весь двор говорил “кардонка” и “ехай”, я сперва поправляла, но без успеха. Впрочем, успехи были: я стала привычной фигурой, меня всё реже дразнили очкастой дурой, я постигла значенье матерных слов (довольно простое), дед ошкурил фанерку для горки, но я отлично съезжала стоя, я бы стала совсем своей — оставалась одна помеха: я никак не могла сказать “кардонка” и “ехай”. …Тыщу зим спустя прохожу мимо сквера, где бесятся ребятишки под горкой. Их бабки, мои ровесницы, подбирают ледянки, внучат и в порядке дрессуры им кричат: “Не ехай на попе!”, старые дуры. “Вон тоя кардонка!” Украдкой, сквозь рукавички, я показываю им рожки. Беру в кавычки. Марина Бородицкая

Порассохлась моя старая лира, Пооблезла с нее вся позолота. Что ж тут странного? На ней между делом, Между стиркой и готовкой бряцали. Забавляли ею плачущих деток, Забивали дюбеля в переводы, И пристроив между двух табуреток, В семь рядов на ней сушили пеленки. Что ж ты плачешь, нерадивая баба? Что ты гладишь ослабевшие струны? Ты сама лежишь меж двух табуреток И сломаешься вот-вот посередке. Марина Бородицкая

Еще, тоже Бородицкая *** Господи, я не владею умами, я и собой-то владею с трудом, только дверями, дворами, домами, светом слабеющим, снегом и льдом. Господи, душами я не владею, вот ведь и эту придется вернуть, — только сугробами в сетке ветвей и светом, еще голубеющим чуть. Господи, я не владею сердцами, я и свое-то теряла сто раз, только хрущевок глухими торцами, светом из окон, слезами из глаз. *** …Встать пораньше, счастья захотеть, В Тушино рвануть на барахолку, Лифчик с кружевами повертеть И примерить прямо на футболку. Поглазеть на пестрые шатры, Заглянуть в кибитки грузовые — И себе, по случаю жары, Шляпу прикупить на трудовые. Чтобы красный цвет и желтый цвет В синеве печатались контрастно, Чтоб торговцы, окликая вслед, “Женщина!” — выкрикивали страстно. Чтоб растаял день на языке И закапал голые колени, Чтобы смять обертку в кулаке И в метро сойти — без сожалений *** Бабушка, видишь, я мою в передней пол. У меня беспорядок, но, в общем, довольно чисто. Глажу белье, постелив одеяльце на стол, И дети мои читают Оливер Твиста. Бабушка, видишь, я разбиваю яйцо, Не перегрев сковородку, совсем как надо. В мире, где Хаос дышит сивухой в лицо, Я надуваю пузырь тишины и уклада. Бабушка, видишь, я отгоняю безумье и страх, Я потери несу, отступаю к самому краю: Рис ещё промываю в семи водах, А вот гречку уже почти не перебираю. Бабушка, видишь, я в карауле стою Над молоком, и мерцает непрочная сфера... Вот отобьёмся — приду наконец на могилу твою, Как к неизвестному воину, бабушка Вера!

Марина Бородицкая. Интернет — это просто большой интернат: в нем живут одинокие дети, в нем живут одаренные дети и совсем несмышленые дети. А еще в нем живут кровожадные, беспощадные, злые, опасные дети, которым лучше бы жить на другой планете. Но они живут вместе с нами в большом интернате, и от них, словно эхо, разносится: — Нате! Нате! Подавитесь! Взорвитесь! Убейтесь! Умрите, суки! — и другие подобные звуки. Мы бы вырубили им свет, но боимся тьмы. Мы позвали бы взрослых, но взрослые — это мы.

Йа-йа, блиц, блиц! Вот например, можно продолжить тему надругательства над развития каких-нть с детства знакомых стихов... Навеяло вот этим: А потом позвонил медведь И сказал: я хочу умереть...

Опатанольчику, м? (исключительно капать, есичо! )

Между ханжеством и цинизмом вьётся тропка в заросший сад, где все близкие мне при жизни за дощатым столом сидят. Нету в лицах и тени горя, ни заботы, ни страха нет... Только тёплый вечерний свет. Только рокот и запах моря. Всё припомнилось, прояснилось. И у каждого свой рассказ обо всём, что так долго снилось, а сбывается лишь сейчас. Пьют, поют, шампуры вращают, поддувают картонкой угли… И прощают друг другу, прощают всё, что раньше простить не могли. Вне земного привычного бремени смотрят души свои на свет. Ни на что больше нету времени. Нету времени… Просто нет. Константин Гадаев.

@Заветный, хороший ты человек... Вот тебе стих, по-моему, тоже хороший Между ханжеством и цинизмом вьётся тропка в заросший сад, где все близкие мне при жизни за дощатым столом сидят. Нету в лицах и тени горя, ни заботы, ни страха нет... Только тёплый вечерний свет. Только рокот и запах моря. Всё припомнилось, прояснилось. И у каждого свой рассказ обо всём, что так долго снилось, а сбывается лишь сейчас. Пьют, поют, шампуры вращают, поддувают картонкой угли… И прощают друг другу, прощают всё, что раньше простить не могли. Вне земного привычного бремени смотрят души свои на свет. Ни на что больше нету времени. Нету времени… Просто нет. Константин Гадаев

Сбитые летчики возвращаются пешком В пространстве между небом и землей. Их презирают и называют "сбитые летчики". Сбитые летчики умеют ждать. Их больше не обманут славой, Они знают цену человеческой благодарности, цену дружбе. Сбитые летчики ждут на аэродроме, Когда им брезгливо отдадут Ненадежный аварийный самолет: “на, лети!» Берегитесь, в небе сбитые летчики. Виталий Пуханов

Господь пишет тебе письма каждый день. Справляется о здоровье, увещевает, дает добрый совет. Но ты не умеешь читать письма от Господа: Внезапные пятна и тени на лице, узор разбившейся тарелки на полу, Заклинивший замок, порванный об дверную ручку карман пальто. Всех, кто умел читать письма от Господа, Преследовали на земле и на море: пытали, гноили в ямах, сжигали в кострах, А последних счастливцев, бежавших от людей в леса и горы, Доели волки и медведи. Письма от Господа принимаются теперь в специальной канцелярии, Переводятся на церковнославянский и хранятся там до востребования. Сходи в церковь, спроси: нет ли письма от Господа для раба божьего ( далее имя, данное при крещении). "Вам письмо", - ответит почтальон в длинной юбке, - "Читайте девяностый псалом". Виталий Пуханов

человек-салат ничего не сказал в ответ...

В лесу дебилов нет. И волк и крот Дни проживают, полные забот. Лиса с утра гоняется за зайцем, Сова пытается уснуть, Держась за сук корявым пальцем. Здесь каждый каждому еда и матерьял. И психиатр никого не проверял. Сказал Шекспир: "Доступна жалость зверю. Нет жалости во мне, а значит, я не зверь". А мне всех жалко. Кто же я теперь? Виталий Пуханов.

Виталий Пуханов и его притчи об одном мальчике и добром волшебнике. ну и одной девочке (но про мальчика больше) *** - А что ценят ценители поэзии? - спросил один мальчик доброго волшебника. - Ценители поэзии ценят свой вкус, а стихи и поэты для них расходный материал, - ответил волшебник и посмотрел на мальчика оценивающе *** - А чему может научить этот питерский писатель? У него же ничего, кроме самомнения нет! - удивлялся один мальчик. - Стало быть, самомнению и будет учить, - примирительно ответил добрый волшебник *** Один мальчик пожаловался доброму волшебнику, что его никто не любит. - Это неправда! - возразил волшебник, - Вот увидишь, стоит тебе только умереть, ты узнаешь, что все тебя очень любят и гордятся дружбой с тобой и даже мимолетным знакомством *** Одна девочка зачем-то приготовила кастрюлю салата оливье и пришла в ужас от мысли, что все это ей придется съесть одной. Но девочка не растерялась, вышла с кастрюлей на улицу и надела на голову первому встречному прохожему. Лица прохожего девочка не разглядела из-за салата. Человек-салат ничего не сказал в ответ, а понуро зашагал прочь. Он один знал, за что ему на голову надели кастрюлю. Каждый сам знает, в чем и перед кем виноват и с благодарностью принимает ответные удары судьбы *** Одна девочка была страшна, как смертный грех, но мир менялся и понятие смертного греха размывалось, никто уже не понимал, что такое смертный грех и чем он так страшен. Многие находили девочку милой и симпатичной, пусть немного и своеобразной. Так в мире победила любовь и не осталось греха. *** - А чем настоящий поэт отличается от графомана? - спросил один мальчик доброго волшебника. - Понимаешь, - начал волшебник, - Графоман любит писать стихи, а настоящий поэт ненавидит писать стихи, но пишет, потому что надо, он жертвует собой, личным счастьем ради блага людей, использует поэзию как инструмент преобразований в общественном сознании. Потому настоящих поэтов мало, их ценят, а графоманов много, их презирают. - А как отличить настоящего поэта от графомана? - растерялся мальчик. - Все просто, - ответил волшебник, - Если стихи тронули тебя, значит стихи написал графоман. - Почему это еще? - удивился мальчик. - Потому что ты бестолочь и ничего не смыслишь в поэзии, - ласково сказал волшебник и подарил мальчику антологию современной поэзии

@Mahant, много анатомии — это ммм... заманчиво! Ждем с нетерпением! С интересом ознакомимся Просим, просим!

Учись естественности фразы у леса русского, братан, пока тиран куёт указы. Храни тебя твой Мандельштам. Валы ревучи, грозны тучи, и люди тоже таковы. Но нет во всей вселенной круче, чем царскосельские, братвы. Денис Новиков

@ДАНИИЛА,

Виталий Пуханов Однажды к Шарлю Перро пришли возмущенные читатели и спросили: что за ерунду он написал про говорящего кота, про превращение кареты в тыкву? Где настоящая литература с развернутыми психологическими портретами героев? - Читайте Плутарха, идиоты, если вам нужна литература! - ответил Шарль Перро, - Я пишу сказки. В сказке важна атмосфера волшебства, я пытаюсь передать сказочную атмосферу на бумаге, уж как умею, извините. - Ты мошенник и плут! - закричали читатели и поволокли Шарля Перро в тюрьму. Мимо шел Д'Артаньян, "Кот в сапогах" было любимым произведением гасконца и единственной прочитанной за жизнь книжкой. Мушкетер разогнал обманутых читателей и протянул Шарлю Перро руку со словами: "Вы мой любимый автор!"