1951-52. Школьные годы. 4-й класс (3)
Читал я очень мало. И вот только сейчас – в связи с написанием воспоминаний – вспомнил (впервые за 57 лет!), что учительница иногда приносила в класс стопку книг и раздавала всем желающим для чтения дома. Именно так я прочитал книгу А.Гайдара «Чук и Гек». Из всей книги мне запомнились лишь два момента: описание избушки в глухом лесу и… далекий гудок паровоза. С того времени я с особой любовью прислушивался к гудкам поездов на Ярославской железной дороге, которая проходила в полутора километрах от нашего дома. Сидя на террасе, я ловил ухом момент, когда московский поезд выходил из «ущелья» на станции «Мамонтовская» и въезжал, громыхая, на Мамонтовский мост. А прощался я с поездом, когда он уезжал (в направлении Загорска) за станцию «Заветы Ильича».
Товарный поезд легко отличался по звуку от пассажирского, тем более от электрички. Я и сейчас слышу тяжелый звук товарняка с северным лесом и пустой звук нефтяных цистерн, идущих в обратном направлении. Ну, а гудок поезда был слышан за десять-двенадцать километров – это уже из района станции Софрино.
А изредка по непонятным причинам можно было услышать и свисток паровоза. (Изредка – потому что к этому времени пассажирские поезда дальнего следования тянулись до Александрова электровозами.) И тут не вспомнить таежный домик из «Чука и Гека» я уже просто не мог…
***
Из поездок в Москву в 1950-52 года запомнились две. Первая – к двоюродной маминой сестре Сорокиной Нюре (?). Она жила в часовне метрах в ста от входа в Новодевичий монастырь. У нее было трое детей, младший (1946? Г.р.) был моим полным тёзкой – Сорокин Виктор Михайлович. Спали все на полу – иной возможности не было. Кажется, это была и последняя поездка к ним.
Вторая поездка – к вдове моего дяди (погибшего, как я выяснил позже, в ГУЛаге) Сорокиной Марии Николаевне где-то на Красной Пресне. Она с двумя дочерьми, Зиной и Катей, жила в коммуналке на шестом этаже. У нх в коридоре была обалденная штука: телефон. Конечно, умелец Щелгач делал телефон из двух спичечних ящичков от коробок, но по нему можно было переговариваться лишь за сотню шагов. А с настоящими телефоном можно было разговривать не только с соседними квартирами, на даже с далекими городами!
А вторым чудом был... балкон, которого... не было! Дверь на балкон открывалась, но сразу за порогом начиналась жуткая пропасть. Было предположение, что бомба пролетела строго вертикально и обрезала все балконы, так и не взорвась.
Тётя Маруся иногда заезжала к нам в Пушкино. Самую большую память о себе она оставила тем, что пророчила мне судьбу полного неудачника и разгяльдяя. Ну а я показывал ей фигу, естественно, в кармане...
***
В 1951-1953 годах, преимущественно зимой, почти все соседи частенько собирались у нас играть в лото. Ставки были чисто символические – по копеечке (еще сталинских!). Играли до одури. А в одиночестве я играл сам с собой в шашки, поддавки и войну (щелчками) на большом (1х1,5 м) канцелярском столе. Часто я играл в шашки и с отчимом. Он был честолюбив и всегда радовался победам надо мною. Я тоже был как бы честолюбив, и каждый проигрыш побуждал меня осваивать теорию игры в шашки.
В феврале к нам на месяц приехали из деревни бабушка с дедушкой. С отчимом они виделись впервые. Бабушка, как и отчим, была 1988 года рождения; дедушка был на два года ее старше.
Дедушка рассказывал, что в Белеве (в Тульской области) два дома провалились в известняковую полость. Рассказ произвел на меня сильное впечатление, и этот ужас снился мне постоянно на протяжении многих лет. Потом ему на смену пришли ужасы атомной войны…
Пока у нас гостили дедушка с бабушкой, я спал на трех стульях. Матрасом служила мамина телогрейка…
Однажды дедушка раззадорил всех нас, включая соседей, своей головоломкой: составить квадрат из четырех треугольников – двух прямоугольных с катетами 21 и 10,5 см, одного прямоугольного с катетами 10,5 и 10,5 см и одного равнобедренного со сторонами 23,4, 23,4 и 14,8 см. Через час я решил задачу первым. Это была моя вторая в жизни интеллектуальная победа.
[В своем послешкольном дневнике я обнаружил такую запись: «В четвертом классе я помогал решать задачки по арифметике своей соседке-шестикласснице». Ух ты, а я уже и про эту запись забыл...]
Зимой, в третьем и четвертом классе, мы откалывали такую хохму (опять же Щелгач научил. Ну не хохол, а сущий еврей! Хотя и уличная шпана...): натирали подошвы валенок пчелиным воском (который я втихаря брал у отчима). Легкого толчка было достаточно, чтобы лететь через весь длинный коридор как на коньках! Постепенно воском от валенок натирался весь пол, и тогда приходилось кататься и учителям…
В сырую погоду на валенки надевали галоши. По приходе в школу галоши под бдительным присмотром дежурных клались в тряпичные мешки и вешались на вешалку вместе с пальто. Да, кстати: в начальной школе перед занятиями дежурные (школьники) поголовно проверяли чистоту рук и ушей. Как наказывали грязнуль, не помню.
В 1952 году родители сдали 20-метровую комнату двум НКВДистам. Месяца через четыре один из них повесился (к счастью, не в нашем доме), а второй вскоре съехал. Мы же все это время ютились впятером в 16-метровой комнате. Впрочем, по тем временам по сравнению с другими мы имели отличные жилищные условия.
Весна 1952 года
Бурное таяние снега пришлось на школьные каникулы, и обычно пересыхающий на весь год ручей, соединяющий Новодеревенские озера с Серебрянкой, наполнился водой и стал непереходимым. В это время щука из Серебрянского водохранилища устремилась вверх по течению ручья – на нерест. Вовка Бубуркин похвастался, что его отец поймал двадцать девять больших щук. Он даже показал большое корыто, заполненное щуками и для сохранности присыпанными слежавшимся снегом.
Я истекал завистью и целыми днями шастал по ручью в надежде как-нибудь ухитриться выбросить щуку на снег. И мне это удалось! Правда, я оказался по пояс в воде, зато дома был настоящий праздник! Щука весила килограмма четыре.
Когда в школе начались занятия, снег еще лежал. Его было много и в ближайшем к школе сосновом лесу. После занятий мы с ребятами устремлялись к этому лесу, где были проталины и у деревьев уже можно было пособирать прошлогоднюю бруснику. Но лес был окружен осушительной канавой, которая была доверху наполнена талой водой. Ночью ее прихватывало морозом, но тонкий лед под ногами трещал и грозил провалом в воду. Мы злились от невозможности перебраться на другую сторону канавы. Метров через сто канаву можно было перейти, но лень оказывалась сильнее. Недели через две вода из канавы ушла, но лес без проталин почему-то перестал к себе манить…
***
Однажды, в конце апреля, я, без всякой причины – как это обычно делают дети, обозвал Галку (соседку-шестиклассницу) нехорошим словом – с-кой. До Галки было метров тридцать, и я был в полной уверенности, что, в случае чего, смогу от нее убежать. Но не тут-то было! Галка была довольно рослой и упитанной, в спортивной форме, а потому в считанные мгновенья меня изловила и надавала не слишком больных, но унизительных тумаков. Но когда она отошла от меня уже на полсотню метров, я вслед ей повторил оскорбление. Однако Галка без труда догнала меня и в этот раз. Тумаков было вдвое больше. Следующую их порцию я получать не хотел, а потому вынужден был прикусить свой язык. С тех пор я никого больше не обзывал…
В четвертом классе я одержал еще одну крупную интеллектуальную победу: я стал обыгрывать в шашки отчима, который на бытовом уровне был шашистом блестящим. Однажды, после того, как я обыграл его раз пять-семь подряд, он навсегда прекратил играть в шашки. А до поддаваться я еще не дорос...
Продолжение следует.
1 Комментарий
Рекомендуемые комментарии
Для публикации сообщений создайте учётную запись или авторизуйтесь
Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий
Создать учетную запись
Зарегистрируйте новую учётную запись в нашем сообществе. Это очень просто!
Регистрация нового пользователяВойти
Уже есть аккаунт? Войти в систему.
Войти