Я не помню ни одного случая, чтобы дедушка проявил лично ко мне хоть каплю теплоты. Наши отношения были похожи на соседские. Правда, на хорошие соседские.

В деревне дедушка всегда был занят работой, в основном своей профессиональной – кровельщика-жестянщика. И потому до восьми лет я видел его мало. Одно лето, после седьмого класса, был у него в подмастерье, но свободного от работы времени для общения практически не было. В конце 1950-х он, уже старик, месяца на три приезжал пожить к нам в подмосковный Пушкино. Не помню, чтобы мы много общались, а жаль...

Мой дедушка по маме, Сорокин Николай Николаевич, является вершиной моей родословной пирамиды. От более высоких уровней этой пирамиды остались лишь рожки да ножки. Его отец, Николай Иванович Сорокин, до коллективизации был крепким единоличником и самым авторитетным хлеборобом во всей округе из десятка деревень. В 1940-х годах в малынском доме еще висел его большой портрет, сделанный году в 1936-м, незадолго до смерти. Я его еще помню: вид купца с окладистой бородой, волевого Хозяина рода. (В начале 1950-х, после ремонта дома, портрет пропал. Непостижимо!..)

От отца и своих братьев, живших на Веневке (южной части Малыни), дедушка со своей большой семьей отделился, должно быть, после коллективизации и стал жить в половине дома (с соседями Мухиными) на Поляковке, где с августа 1941 по октябрь 1944-го и с марта 1947 по август 1949-го жил и я (мама в это время устраивала свою жизнь в Пушкине и была занята родами брата Алексея).

Ну так вот, с дедушкой мы как бы и не общались, но, тем не менее, он был для меня настоящим дедушкой. Даже несмотря на то, что он врезал мне, пятилетнему, ложкой по лбу за нарушение субординации за столом (я первым полез в общую миску с щами).

...Половодье 1947 года. Дедушка сказал, что пойдет половить рыбу. Я следом. Из-под самой крыши хлева-курятника дедушка снимает одну из двух наметок (треугольная сеть со стороной два метра на пятиметровом шесте) и спускается под гору к речке. Речка Малынка обычно пятиметровой ширины разливается на всю долину – на 200-300 метров. По реке проплывают льдины. Пахнет весной, льдинами, южным ветром.

Дедушка ходит вдоль берега, в который на изгибе под прямым уголом упирается река, и высматривает рыбу. Вот он поймал две плотвы и положил их в зеленую сумку (позже я узнал, что в таких сумках хранились противогазы). Но за короткий миг я успел различить неповторимый запах свежей речной рыбы, и не просто какой-нибудь, а именно плотвы и именно в половодье!

Но вот дедушка накрыл наметкой нечто и с трудом вытащил на берег... полупудовую щуку! Это был уже солидный улов! С добычей он поспешил в дом. Там он взвесил щуку на безмене и положил ее в оцинкованное корыто посреди комнаты. Наверное, для всей семьи это был настоящий праздник, но я этого тогда не осознавал. Я ходил вокруг корыта, трогал щуку и впитывал сухой щучий запах. И тут меня дернуло потрогать щучью морду, а она ТЯП! Крику было!...

Я часто просматриваю «фильм» того дня, вспоминаю своего дедушку и ловлю себя на том, что я его очень ЛЮБЛЮ! Оказывается, человека можно любить лишь за то, что он тебя не обижал, не отталкивал!

Помню дедушку за плугом, за плетением веревок и корзин. А вот яркий момент. Была чудная апрельская погода. Бабушка просит меня позвать к завтраку дедушку, работавшего с жестью возле сарая. Я бегу и с полпути кричу: «Дедушка, иди затыкать!». (Букву «р» я начал выговаривать лишь в шесть лет.)

...Жаркий июль. Я играю возле дома и вдруг вижу по улице идет дедушка и ладонью левой руки плотно держит окровавленную правую. Он рассказал, что с крыши скатилась стамеска и угодила в руку. Бабушка занялась перевязкой...

На каникулах после седьмого класса дедушка взял меня к себе в подмастерья. Одну крышу мы покрыли на Веневке, в километре от дома, а вторая находилась в деревне Архангельское, километрах в пяти от дома. Туда мы отправились на неделю с постоем у хозяйки. Спали на русской печи. И опять: мы проработали с дедушкой целую неделю, а общения как будто никакого и не было! Как крыли крышу – помню, как уплетали духовитую молодую картошку печеную в русском масле – помню, а о чем говорили за столом – не помню! А оно мне очень нужно – вспомнить! Вспомню и я как бы приголублю дедушку, обниму, пожалею...

Живя в гостях в Пушкине, дедушка оставил нам всем замечательную головоломку (в литературе я ее не встречал): из четыерх треугольников собрать квадрат. Ну очень милая! (К сожалению, после раскрытия секрета сам читатель получить удовольствие уже не сможет, но детям доставит вполне.) «Вешаем» квадрат за уголок. Затем середины смежных верхних сторон соединяем прямой. И эти же середины соединяем прямыми с нижним углом. Разрезаем и... получаем 4 треугольника – 3 прямоугольных, 1 равносторонний, центральный.

Но, конечно, главная гениальность моего дедушки заключалась в том, что за всю жизнь они с бабушкой не поругались НИ РАЗУ! Как такое могло быть? И как за это можно его не любить?!

Жизнь так распорядилась, что из двух сыновей и четырех дочерей дедушки его фамилию продолжают лишь мои четыре внука и один правнук.