В начале мая я помаленьку помогал родителям копать огород под картошку. Но работник я был никудышный да и ленивый – если приходилось работать не по своей инициативе. Я быстро уловил, что втыкать лопату в землю под косым углом легче, но отчим пресек мою уловку…

В конце мая мы с ребятами собрались по черемуху, которая в изобилии росла на реке Скалбе, в четырех километрах от дома. В те годы еще редко кто собирал в лесу цветы, да и для многих горожан путь на Левкову гору был не близким (автобуса не было). Черемухи мы наломали по целой охапке, но самое интересное было не в цветах. Я был на Скалбе впервые. Тогда это была хоть и узкая, но довольно глубокая речка, представляющая собой непрерывную цепочку бочагов. И вот шесть бочагов – два по течению вверх и четыре вниз – были завалены корпусами довоенных легковых автомобилей разных марок: «Эмки», «Форды» и др.! Их крыши находились метрах в полутора-двух от поверхности прозрачнейшей в те годы воды. А еще три машины лежали на дне небольшой старицы, что была слева за мостом у самой дороги на Красноармейск. Случиться это могло лишь в 1941-м во время паники бегства на восток. Я и сейчас вижу эти автомобильные корпуса как наяву…

Лето 1952 года.

Интересная судьба связывает меня с колхозным полем, на котором года через два будет построено здание Всесоюзного научно-исследовательского института лесной механизации (ВНИИЛМ), к востоку от которого будет посажен великолепный лиственничный лес, а к западу – кустарниковый парк из весьма экзотических для Подмосковья растений. Но в то лето мы, как обычно, ловили на поле несметное количество майских жуков, а в конце июля исподтишка собирали молодой горох, посаженный вместе с овсом.

Это ничем не примечательное поле обрело особую символичность уже на Западе – в связи с приобретением книги П.Н.Милюкова «Воспоминания». Оказалось, что этот очень известный и близкий мне по духу человек тоже ходил по горох, причем, на это же самое поле, но… восемьюдесятью годами раньше! И сегодня я, пожалуй, единственный человек во всем мире, кто идентифицировал пушкинские места, описанные в его «Воспоминаниях», с их месторасположением в реальности и на карте. Никакого научного значения это, конечно, не имеет. Но чувственно-мистически я ощущаю себя если не родственником, то приятелем моего ровесника – того самого Пашки Милюкова, который приезжал на дачу своих родителей в Пушкине. Он вспоминает:

«На Серебрянке оказался маленький, плохо сколоченный плот; когда мы на него становились, он погружался под нами до колен. Тем не менее, мы запасались жердью, вместо весла, разъезжали по реке, приставали к противоположному Крестьянскому берегу и набивали чулки горохом. Да не перечислишь всех тех приманок, которые рассыпала перед нами природа. Мы тут научились знать и любить ее».

А когда я прочел в его «Воспоминаниях» вот это:

«Этот отдел моих воспоминаний был бы неполон, если бы я не отметил, какую роль в нашей с братом эмансипации от семьи имели наши периодические наезды на дачу, построенную моим отцом на арендованном («на 99 лет») казенном участке между станцией и селом Пушкиным. Это была одна из первых построек в дачном месте Пушкино; недавно перед тем проложенное трехверстное шоссе окаймлял с обеих сторон нетронутый еловый лес. Участки тянулись длинными полосами в глубь этого леса, местами очень густого; позади участков шла просека, за которой продолжался тот же лес — до неведомых для нас пределов; а направо от нас просека выходила к речке Серебрянке»,

то сразу понял, где была дача Милюковых: сегодня это приблизительно на месте административного здания под номером 18а по Тургеневской улице.

Тогда, в начале 1950-х годов, дача Милюковых еще была цела. В центре квартала, окруженного улицами Чеховской, Московской, Крылова и Тургеневской, аж до конца 50-х годов стоял на удивление девственный еловый лес – кусок настоящего заповедника! В этом месте стояли две старинные дачи. Их участки были разделены узкой тропой, идущей насквозь от Московской до Тургеневской улицы (именно по этой тропе в 1951 году я убегал от маньяка). Участок Тургеневской улицы от ул. Крылова до реки был похож на широкую просеку – тем более что заборов еще не было.

Вспомнил (во Франции) я и еще одну дачу, описанную Милюковым (во Франции!) в «Воспоминаниях»:

«В Пушкине я встретил новых жильцов, нанявших третью дачу, построенную в конце нашего участка, специально для сдачи. Там поселилась семья г-жи Н., состоявшая из нее, сына и дочери».

Эту таинственную дачу я помню очень хорошо: она находилась позади дома моего одноклассника Валеры Кудрявцева (это между сегодняшним домом 22 по Тургеневской улице и рекой). Роскошная стеклянная терраса на втором этаже выходила на Пушкинской телеграф. На даче как будто никто не жил, но ее не грабили, так как с трех сторон она была окружена другими участками, а четвертая сторона участка касалась непроходимого приречного болота. Таинственность даче придавал и глубокий старый пруд, дно которого, по рассказам Валеры, было выложено кирпичом, и на дне, по слухам, лежал клад. По слухам, в 1960-х годах в этой таинственной даче жила семья поэта Михаила Танича.

Лет через двадцать, когда от деревянного Пушкина не останется и следа, пересекая этот квартал уже днем, я обнаружил в нем глубокое русло небольшого ручья. Его источник находился недалеко от станции, в сотне метров от архитектурной водонапорной башни. Представляю, что во времена Милюкова это был симпатичный, с моховыми берегами лесной ручеек, по которому можно было пускать кораблики. Именно этот ручей и питал загадочный прудик на участке дачи Таничей. Ручей покидал участок тремя узкими, но глубокими рукавами, прорезая болотную топь. В то лето на этом берегу появился первый маленький кустик ивы, а теперь (в 2001 г.) здесь настоящий лес…

***

На мансарде соседней с нашей дачи № 26 жила старушка (баба Саша), и летом к ней из Москвы приехал ее внук Генка, мой ровесник. Я, остро различавший сословные оттенки, сразу почувствовал в нем иную – московскую! – культуру. Мы с ним быстро подружились, тем более что он не дрался, как все местные ребята. Во что мы с ним играли – не помню, но мягкость его характера осталась в моей памяти ярким пятном на всю жизнь! Генка приезжал лета два, а потом пропал…

В 50-е годы в Подмосковье еще сохранялся влажный климат. Очень жаркая погода ни разу, даже на пляже, в памяти не запечатлелась. Поэтому золотой шар цвел аж половину лета (а в Париже он отцветает всего за одну неделю). Один августовский день 1952 года запомнился отчетливо. Погода стояла влажная, но не дождливая, с температурой градусов шестнадцать. Я, кажется, пошел к Генке. На пространстве между нашими дачами еще росли редкие ели, а у дороги рос даже мелкий, хоть и общипанный, ельник. И вот все это пространство было усыпано чистыми, гладкими, скользкими валуями, а воздух был насыщен их запахом! За всю последующую жизнь я таких сказочных валуев больше не встречал ни разу…

Начальную школу я окончил с одними четверками, не считая пятерок по пению, рисованию и… поведению (за годовую четверку по поведению в наше время исключали из школы). Попытка продолжать учебу в городской средней школе №1, где до войны училась дочь отчима, не удалась, и родители записали меня в среднюю школу №3, что находилась недалеко от фабрики «Серп и Молот». Все контакты с одноклассниками по Новодеревенской школе были прерваны раз и навсегда.

В связи с окончанием школы не могу не отметить два чувства. С одной сороны, я испытывал легкое чувство гордости за то, что получил статус как бы образованного человека (с четырехклассным гимназическим образованием в конце 19 века отчим был весьма образованным человеком!), а с другой – глубокое чувство печали: ведь эти годы больше НИКОГДА не повторятся! И всех моих одноклассиков как волной смыло...

===============

На фото: Май, 1952 г.Четвертый класс на углу Новодеревенской школы. VI ряд: 1 – Валера Нафиков, 2 – Саша Румянцев, 3 – ?, 4 – Вова Бабуркин, 5 – ?, 6 – ?, 7 – Коля Панкратов; III ряд: 1 – Панфилов (?), 2 – Толик Николаев, 3 – ?, 4 – Толя Михеев; 5 – ?, 6 – Илларионова, 7 – Рая, 8 – Бессмертнова Рая; II ряд: 1 – Григорьев, 2 – Коля Пушкин, 3 – Люда Фарбер, 4 – Раиса Артамоновна, 5 – завуч, 6 – Галя Генералова, 7 – Таня Тарасова, 8 – Оля Полякова; I ряд: 1 – я, 2 – ?, 3 – Шурик Любимов, 4 – Юра Басов, 5 – Сергей Голиков, 6 – Крымов (?), 7 – Коля Панов, 8 – Саша Черняков.

Девятерых из 29 не помню… Где-то они теперь? Интересно, что многих вижу как будто в первый раз. Вот так метла времени заметает прошлое: в памяти остается лишь самое яркое… Сегодня в здании школы размещается Пушкинская школа художественного творчества.